Сновидения
Шрифт:
– Срок давности вышел. – Она пустила к нему по столу фотографию Шелби Стубэкер. – Вы об этой несовершеннолетней говорите?
– Господи, да откуда же мне помнить-то? Так, щас… Точно! Это она была. Такая оторва! Она мне сама предложила отсосать в обмен на пиво.
– Ей было тринадцать лет.
– А говорила, пятнадцать. – Он скрестил руки на своей впалой груди и закивал. – Говорю же, врушка, каких поискать.
– Ну конечно, это же совсем другое дело! Вы же занимались оральным сексом с девочкой, думая, что ей пятнадцать лет!
– А
Ева молча смотрела на него, пока он не моргнул.
– Сколько раз вы снабжали ее пивом в обмен на минет?
– Пару раз. Ну, три.
Он отвел глаза, и Ева опять наклонилась ближе.
– А сколько было других девочек, Клип? Она же не единственная была?
– Еще была одна. Ее вот эта втянула. Да и толку-то от нее было… Не умела ничего. Такая толстая деваха. Дюжая. Всю дорогу хихикала. Я и кончил-то с трудом.
– И где все эти чудесные экзерсисы происходили?
– Да прямо там. Ну, не внутри, конечно. Сразу как выйдешь. Эта девка знала все ходы и выходы, умела когда хошь незаметно ускользнуть. Я же сказал, оторва та еще! Пробы ставить негде. И если ей теперь вдруг взбрело на меня это повесить, то все это полное вранье! Она меня сама попросила. И к тому же срок давности…
– Есть вещи, Клип, на которые срок давности не распространяется. Например, он не распространяется на такую мразь, как ты.
– Полегче!
– И вот на такое.
Она протянула ему фотографию останков Шелби.
– Это еще что за черт?
– Это Шелби Стубэкер.
– Угу. Это – она, – он кивнул на первое фото. – А это больше похоже на скелет какой-то. Типа как на Хеллоуин наряжаются.
– Это то, как теперь выглядит Шелби. После того как ее убили и замотали в пленку. Пятнадцать лет назад. И спрятали за стеной, которую ты поставил.
– Да что вы мне шьете? Никаких стен мы там не ставили. Какие-то латали, какие-то красили, а строить – не строили. А если бы и строили – но мы не строили! – то уж это-то увидели бы, а? Да у Броди спросите! Ничего там такого не было! Идите спросите его!
– Я не сказала, что эту стену построили вы с Броди. Я сказала, ее построил ты, после того как убил эту девочку и еще одиннадцать.
– Да вы что мне шьете-то? – Цвет лица у него из землистого стал болезненно-серым. – Что за черт? Я эту девчонку не убивал! Я вообще никого не убивал. Я только получил пару отсосов, вот и все. Только пару отсосов!
– Сколько раз вы возвращались в то здание и встречались с этой девочкой после того, как учреждение съехало?
– Я туда сроду не возвращался. Броди же меня от дела отстранил! Чего мне было туда возвращаться-то? Минет можно много где получить. Иногда даже забесплатно.
Боже, подумала Ева, какой же козел. Но продолжала наседать:
– Но это же удобно – всего в паре кварталов от дома?
– Даже если бы я захотел, чего мне было туда ходить? Деваха сама ко мне выходила. Я вообще понятия не имел, что они съехали. Узнал аж через несколько месяцев, когда однажды вечером мимо шел. Все было заколочено, в полной темноте, я даже подумал: «Вот черт! Была минетчица – и нету». Видит бог, я внутрь и не совался. После того как Броди меня отстранил, я эту девчонку больше не видел. И я никого не убивал.
7
Рорка Ева нашла у себя в кабинете. Она кинула папки на стол, сразу прошла к кофеварке и уже с кофе в руке плюхнулась в кресло.
Рорк ждал, пока она устроится, и убирал в карман планшетник.
– Ну и?
– Максимум, чего мне удалось выжать, это оформить его за нарушение порядка в пьяном виде. Он, конечно, заслуживает намного большего, но вряд ли замешан в нашем убийстве. Во-первых, он для этого неимоверно глуп. Понимаешь, такой вот откровенный и безнадежный тупица.
Рорк лишь кивнул в ответ.
– Ты здесь закончила? В Управлении? – спросил он. – Или еще есть дела, которых ты не можешь сделать дома?
– Да нет, пожалуй.
– Тогда поехали домой, по дороге все расскажешь.
Он слушал. Ева уже привыкла к тому, что у нее всегда есть слушатель, которому – что еще более ценно – не надо ничего разжевывать, он и так все понимает.
– Больной на всю голову! Урод! Он на самом деле не видит ничего зазорного в том, чтобы засунуть свой поганый член в рот ребенку. Черт бы его побрал! И в том, что тринадцатилетняя девочка расплачивается с ним за пару пива минетом. Говорит – она сама предложила. Как тебе?
– И все-таки ты не думаешь, что этот больной урод ее убил? Как и любую другую из наших двенадцати?
– Не думаю. Он, конечно, заслуживает того, чтобы ему член завязали узлом, облили кислотой и подожгли под восторженные крики толпы, но…
– Ого, какое воображение!
– Но убивать он не убивал. Он гнойный прыщ на заднице человечества, но для убийства у него кишка тонка. И он полный кретин. А это дело рук не кретина. Я его крепко взяла в оборот, и так крутила, и эдак, давила, припирала к стенке. Ничего он не знает. Будем за ним приглядывать – во-первых, вдруг я ошиблась, а во-вторых, он ведь может рано или поздно прибрать к рукам еще кого-то, и не исключено, что снова малолетку. Тут-то мы его и прихватим – пускай посидит несколько лет за решеткой, похнычет там.
Она выпрямилась и шумно втянула воздух.
– Так что ничего у меня пока нет.
– Ты знаешь, что это не так. Тебе просто досадно, что не удалось подпалить этот хрен. Зато ты уже отработала и исключила нескольких подозреваемых, а главное – у тебя есть имена двух девочек.
– Это не моя заслуга.
– Так в этом все дело? – недоуменно покосился Рорк и направил машину в распахнутые ворота особняка.
– Даже не знаю. Сама себя не узнаю! – Ева взъерошила волосы. – Так не должно быть. Не должно быть! Я не ученый. Я не умею, глядя на кости, определять, кому они принадлежат. И глупо злиться, что информация поступает ко мне от других. От эксперта.