Сны мертвой девушки из Версуа
Шрифт:
Ноль. Это короткое слово предельно четко характеризовало всю ситуацию на данный момент: два, возможно, даже три трупа и никаких ясных и четких предположений, зацепок, версий. Все неопределенно, зыбко, расплывчато-тревожно, как в каком-нибудь Шарлоттином сне.
Я с тоской осмотрелся. Кухня, где еще совсем недавно мы с Жосье беседовали, где он сам каждое утро готовил себе скромный завтрак, выглядела разоренной: все перевернуто, сдвинуто, разбросано. Один натюрморт с чашкой из-под кофе, блюдцем с яичной скорлупой и какой-то газетой заставил мое сердце тоскливо заныть. Наверняка ведь еще прошлым вечером Жосье ел здесь вареные яйца, пил кофе и читал вот эту газету с фотографией смазливой
– Так кончается жизнь человеческая, – скорбным голосом проговорил Танде, вздохнул, и мы поспешили на свежий воздух. Спускаясь по ступеням, я вновь посмотрел на панораму кладбища за стеклом. Где-то там, в левом дальнем углу ровного квадрата территории мертвых была могила Шарлотты. К этому времени она, надо думать, уже встретилась со своим отцом.
Выпьем за Дидье
В восемь утра я находился на кухне Лорен за традиционным завтраком в компании самой хозяйки и бледной Сони с темными кругами под глазами. Трапеза проходила в гнетущей атмосфере напряженной тишины: ни я, ни Соня не осмеливались обсуждать смерть старика Жосье, поскольку в этом доме то была персона нон грата. И тем не менее сама Лорен выглядела непривычно задумчивой и, осмелюсь даже предположить, печальной.
В полном молчании мы проглотили омлет с ветчиной и кофе с круассанами. Затем Лорен, не меняя выражения лица, решительно достала из буфета бокалы и бутыль красного вина, разлив его твердой рукой. Подняв свой бокал, она посмотрела на нас строго и торжественно.
– За беднягу Дидье – упокой, господи, его душу.
Мы покорно выпили вслед за ней, после чего Лорен быстро убрала бутыль, сполоснула бокалы и удалилась. Мы с Соней переглянулись.
– Дидье! – произнесла Соня хрипло. – Выходит, она даже помнит его имя. Бедный старик! Ты не против перекура на открытом воздухе?
Мы вышли на лужайку и уселись в шезлонгах, неспешно закурив. Не считаясь с ранним часом, в лучезарном небе уже вовсю палило солнце, а голова у меня была тяжелая и гулкая, как царь-колокол. По любезной просьбе Сони я вкратце рассказал все, что узнал об обстоятельствах смерти старика Жосье. К ее чести, она больше ни словом не обмолвилась о моем ночном загуле и даже не ехидничала на тему ангелов. Возможно, девушка просто хотела спать.
– Что ты собираешься делать? – спросила она после пятиминутного осмысления моего сообщения.
Если честно, больше всего я желал подняться в комнату Шарлотты и завалиться спать. Но комиссар Танде, в настоящий момент мужественно проводивший допрос жильцов дома, прощаясь со мной два часа назад, пригласил прийти к 9.00 в участок для обсуждения «всего этого дела».
– Помните, вчера вы сказали мне, что Жосье что-то знает? – сказал комиссар. – Вы оказались правы. Послушай я вас, старик, возможно, сейчас был бы жив.
Как я мог не оценить подобный комплимент из уст полицейского? Тем более, в отличие от Танде, в эту ночь я успел соснуть пару часов, а утром – принять душ и спокойно позавтракать, даже помянуть покойного Жосье.
– Сейчас, дорогая Соня, я с удовольствием пошел бы спать, – сообщил я в ответ на Сонин вопрос. – Но долг – превыше всего, и он призывает меня ровно в девять быть в кабинете комиссара Танде. Вместе мы обмозгуем это запутанное дело и, разумеется,
Соня затушила сигарету и поднялась:
– Уж раскрутите, ради бога. У нас с Ольгой билеты домой на двадцать пятое число. Как ты думаешь, бедняжка хотя бы жива?
Еще один такой вопрос, и можно сойти с ума. Если честно, после вчерашнего вина Галлуа, тостов с итальянцем в кафе и ночи с ангелом я сам-то не был уверен, на каком свете нахожусь. А Ольга? Я ее никогда не видел, так что эта девушка была для меня еще менее реальна, чем утонувшая Шарлотта. Ольга – рыжая, Ольга – художница, по словам Сони, не бог весть какая, по отзывам польского серфингиста Дарека – просто дурочка, по мнению Бенини – весьма корыстная особа. Зачем она напросилась с Соней на швейцарский пленэр? Быть может, как и тысячи наших соотечественниц, собиралась остаться тут одним из многих нелегалов и в настоящий момент просто-напросто исполнившая свой план? Кто знает.
Соня внимательно на меня посмотрела и вздохнула:
– Ладно, мне ничего обмозговывать не нужно, так что уж я-то отправляюсь спать.
Она действительно поднялась и направилась к дому, так что и мне, как джентльмену и душке, пришлось следовать за ней. Остановившись у веранды, я наблюдал, как грациозно она поднимается по ступенькам. Головокружительное зрелище.
– Передать что-нибудь от тебя комиссару?
Она приостановилась и взглянула на меня через плечо:
– Передай, что он – настоящий ангел.
Ну, конечно. Язвительность у женщин, по крайней мере у Сони, – в крови. Теперь этим ангелом она будет попрекать меня до конца жизни.
Мы знаем кто
Наверняка в обычные дни в полицейском участке Версуа царит совершенно другая, нежели в то утро, атмосфера: полицейские неторопливо припарковывают у дверей свои велосипеды, снимают велошлемы и, приглаживая вихры, первым делом направляются к кофейному автомату в общей комнате. Убийство Жосье перевернуло все с ног на голову: участок был заполнен людьми в форме и в штатском, которые сновали туда-сюда, озабоченно переговариваясь на ходу.
Комиссар Танде, проведший всю ночь на ногах, так и не вырвавшийся домой хотя бы для того, чтобы принять душ, был занят переговорами по телефону. Мне пришлось целых двадцать минут просидеть перед дверью его кабинета, прежде чем он освободился и мы смогли переговорить с глазу на глаз.
– Отчет медэксперта еще не готов, но я поговорил с ним по телефону, сделав для себя пометки, – севшим голосом сообщил комиссар, выразительно похлопав рукой по желтой папке на своем столе. – Цитирую: «Удары по голове нанесены узким, продолговатым металлическим предметом. В ране обнаружены частицы золы». Это ничего вам не напоминает?
Еще бы! Я как наяву увидел большую залу с мерцающим мрамором пола и великолепным камином, рядом с ним красуется витая стойка с металлическим шпажками, которыми так удобно ворошить золу в серый и дождливый день.
– Каминные щипцы, – отозвался я. – Как раз такие, как в доме Монтесье. Вы его уже допросили?
– Нет, – с бледной улыбкой ответил Танде. – Дом закрыт, никого в нем нет, а хозяин мирно спал в своей женевской квартире, когда я туда позвонил. Мой звонок его разбудил и, разумеется, страшно рассердил. Мсье заверил меня, что уехал из Версуа вчера вечером, около девяти часов. Он никогда не видел старика Жосье, понятия не имеет, кто это такой, и вообще не понимает, почему мне пришло в голову связывать это убийство с владельцем крупнейшей в стране сети магазинов. В настоящее время мои люди опрашивают окрестных жителей, выясняя, не видел ли кто из них автомобиль Монтесье около девяти вечера. Или позже.