Сны суккуба

Мид Райчел

Елку Питера мы нарядили, и для последней, присланной из магазина, я достала прошлогодние украшения — те, что не погибли в огне. И, когда мой лес превратился наконец в райский уголок, Ясмин с Винсентом попрощались со мной и ушли. Что за божественная миссия привела их в Сиэтл, я по-прежнему понятия не имела, но уж важной она должна быть в любом случае. И казалось несколько странным, что они отвлеклись от нее ради того, чтобы украсить мой дом.

Убирая коробки, я думала о словах Ясмин. Любить —

значит делать не то, что хочешь, а то, что нужно... так было, в общем-то, и у нас с Сетом. Хотелось заниматься любовью. Но нужно было воздерживаться.

Еще я думала об Эндрю, священнике, который был таким невероятно добрым и причинил мне столько боли. Неделю не вспоминала, но сейчас, пока руки бездумно занимались уборкой, в памяти вновь начали всплывать видения прошлого.

Он оставался бастионом непорочности, как я ни старалась. Это меня и огорчало, и забавляло. Тогда я еще не понимала, что мне попросту хорошо рядом с ним. Поняла много позже. Постепенно меня стал интересовать он сам, а не очередная победа на сексуальном фронте. И было ясно, что он тоже ко мне неравнодушен.

...Однажды мы поссорились. Тот ясный, солнечный день запомнился мне навеки. Я отправилась повидать Эндрю и нашла его в огороде при церкви. Устроилась в стороне, оберегая от грязи желтое шелковое платье, подаренное епископом. Эндрю стоял среди грядок на коленях и, не беспокоясь о чистоте, усердно возделывал скромный церковный надел.

— Почему вы этим занимаетесь? — спросила я. — Разве больше некому?

Он улыбнулся, щурясь от яркого света.

— Ничто не сравнится с удовольствием делать что-то своими руками.

— Ну, если так...

Некоторое время я сидела молча, наблюдая за его работой, любуясь мирным, золотым днем и прислушиваясь к привычным уличным звукам. Мне нравился этот маленький городок. Став суккубом, я жила чаще всего в больших и шумных поселениях и здесь отдыхала от суеты. Хотя и знала, что заскучаю рано или поздно и отправлюсь в какое-нибудь местечко пооживленней.

Потом я вновь обратилась к Эндрю:

— Из Кэдвелла вернулся Томас Пивовар. Говорит, и там уже заболевают.

Он кивнул.

— Везде заболевают. Почти во всех западных городах.

— Вы не боитесь?

Эндрю пожал плечами.

— Будь что будет. Божью волю изменить никто не в силах.

Я поморщилась. Успела уже наслушаться о болезни, которую впоследствии назовут черной чумой. Быстрое развитие. Чернеющая кожа. Опухоли. Видеть вокруг больных не хотелось, хотя сама я заразиться не могла.

— По-моему, Бог не так милосерден, как вы утверждаете в проповедях. Раз насылает подобное на свой народ.

— Это испытание, Сесили. Бог всегда нас испытывает. Чтобы сделать сильнее.

— Или мертвее.

Он

промолчал.

— Что вы будете делать, если болезнь придет сюда? — не унялась я. — Джеффри уедет. Вы тоже?

Он удивленно поднял темные брови, словно я спросила, не погаснет ли завтра солнце.

— Нет, конечно. Джеффри — епископ... он должен... то есть, я хочу сказать, он поступит так, как велит ему долг. А я... Мой долг — служить людям. И я буду им служить. Ухаживать за ними, если заболеют.

Я вмиг забыла об иронии. Вскочила в изумлении, шагнула к нему.

— Вы с ума сошли? Забыли, что от этой болезни не излечиваются? Сделать можно только одно — убраться отсюда, и пусть все идет своим чередом!

И так оно и было. Жестокий способ, но — как я сказала Лиаму на аукционном свидании — единственный, которым люди спасались от эпидемий. Некоторые оставались, конечно, и заботились о других. Но обычно в разгар эпидемий людьми руководил только страх, порождаемый невежеством, и простейшим решением они считали оставить как можно большее расстояние между собой и болезнью.

Эндрю тоже поднялся, посмотрел на меня. Взгляд его был раздражающе безмятежным. Мудрым.

— Всяк должен делать то, что должен. Мое место — здесь.

Я пылко схватила его за руки, не думая в тот момент ни о каком обольщении. Он удивился, но не отнял их.

— Это глупо, — сказала я. — Вы не сможете победить болезнь. Умрете... а я... даже думать об этом не хочу.

— Тогда уезжай. С Джеффри. Или... в монастырь. Чужих туда не пускают, ты будешь в безопасности. Я нахмурилась.

— Вы опять...

— Я желаю тебе добра. — Он высвободил руку, коснулся моего подбородка. — Хочу, чтобы ты не пострадала. Вот и все.

Тут только я сообразила, как близко мы стоим. Жар, исходивший от наших тел, соперничал с жаром солнца, лившимся с небес. Эндрю тоже понял это, вздрогнул и попытался отодвинуться. Но я, внезапно разозлившись, удержала его за руку.

— Значит, так все и кончится? Вы провели жизнь в целомудрии и бедности лишь для того, чтобы умереть среди зловонных трупов, покрытых гнойными болячками?

— Если Бог судил...

— Бросьте, — сказала я, подавшись к нему. — Оставьте это. Как вы не понимаете? Господу все равно. Он и не заметит.

— Сесили...

Договорить я не дала. Прижалась к нему всем телом, припала губами к его губам. Не знаю, случалось ли ему целоваться раньше... если нет, научился он мгновенно. С тем же пылом прильнул к моим губам, ответил лаской на ласку языка. И так он был хорош и благороден — Господи, прости меня! — что энергия вспыхнула во мне подобно солнцу от одного этого поцелуя. Влилась медовой струей упоительной сладости...