Со спичкой вокруг солнца
Шрифт:
— Вносите, кто сколько может.
Родители мнутся, но вносят в тайной надежде, что завуч на добро ответит добром и поставит «нашему Петьке» за контрольную четверку вместо двойки.
Адвокаты из Михайловки уже давно не пишут контрольных ни по литературе, ни по математике. Тем не менее, им тоже захотелось получить четверку вместо двойки.
Пришла не так давно в Михайловку телеграмма от зампредседателя областной коллегии адвокатов:
«Выезжаю. Встречайте субботу».
Областной работник едет в командировку в районный центр. Случай обычный, заурядный. А адвокаты подняли шум, визг, точно к ним
— А вот после кофе с ликером хорошо бы преподнести областному гостю что-нибудь на зубок, — предложили члены инициативной группы.
Но что именно? Может быть, ружье? В самом деле, зампред — охотник, и ружье будет ему кстати. Сказано — сделано. Деньги по подписному листу собраны, ружье преподнесено, и ублаготворенный гость отбывает восвояси, так и не познакомившись, не перелистав заявлений, жалоб, которые мариновались в столах, юридической консультации.
Не успели местные рестораторы прибрать столы в банкетном зале, как Михайловские адвокаты получают вторую телеграмму. Уже от самого председателя областной коллегии:
«Выезжаю. Встречайте».
Председатель не зампред. Ему и подарок дарить, его и принимать следует побогаче. Не на уровне посла, а, так сказать, на уровне министра. Подарок, но какой?
— Если зампреду было куплено одноствольное ружье центрального боя, — сказали члены инициативной группы, — то председателю нужно покупать только двустволку.
Михайловка хоть и большой районный центр, но адвокатов в этом большом центре не так уж много. Тратиться им — каждый месяц на подарки трудно. Однако адвокаты и на этот раз поднатужились, собрали сколько положено на двустволку и вручили ее председателю.
Председатель поблагодарил и отбыл. Как будто и все. И вдруг через месяц еще телеграмма:
«Выезжаю. Встречайте».
На этот раз встречать нужно было уже секретаря коллегии. В областной колоде адвокатов этот секретарь значил немного, — как писал О'Генри, он стоял «где-то между козырным валетом и тройкой». Но так как этот валет ведал вопросами кадров, то ссориться с ним тоже не было никакого резона. И михайловские адвокаты, тяжело вздохнув, снова пустили в ход подписной лист.
На этот раз адвокатам удалось собрать немного. Денег хватило только на покупку старого, беззубого пойнтера и металлического ошейника к нему для подарочной надписи.
— Вот если бы наш пойнтер взял бы и пролаял какую-нибудь приятную здравицу в честь секретаря коллегии, — возмечтал председатель инициативной группы.
— А что, идея!
Но осуществить эту идею адвокатам из Михайловки не удалось. Пойнтер был хоть и старый, но гордый. Лаять заздравные тосты за гостя из области он отказался, и слово за банкетным столом пришлось брать самому председателю инициативной группы.
Ничего не сделаешь — обычай!
Правильно, был такой обычай в старые, давно прошедшие времена. Делались тогда подарки для задаривания в весьма широких масштабах. И сверху — вниз и снизу вверх. Купцы
А стоит ли нам тащить назад мертвых с погоста? Писать фальшивые надписи на серебряных подстаканниках и собачьих ошейниках? Вряд ли! Нам эти обычаи ни к чему! Не к лицу!
1959
ПОПРЫГУНЬЯ
В нашу редакцию пришло письмо. Вот оно: «Уважаемые товарищи! Я хочу рассказать вам об одной девушке. Я не знаю, кто она, но ее подвиг захватил мою душу.
В субботу, 9 апреля, я шла из булочной. Было это в Щербаковском районе. Вдруг вижу: толпа народа, а из окна одного дома валит дым. Я тоже остановилась. Горела комната в каменном доме. Пожар начался от керосинки. В доме, видимо, никого не было. Вдруг какая-то женщина громко закричала:
— Верочка, моя Верочка там, в комнате!
В то же мгновение девушка низенького росточка сбросила с себя пальто, платок и очутилась у окна, Я не знаю, что произошло дальше, как она попала в комнату, только минуты через четыре она с ребенком на руках соскочила из окна на улицу, передав ребенка матери, девушка закрыла платком ожог на лбу, надела пальто и быстро пошла вперед. Толпа как бы ожила.
— Кто она? Как ее зовут? — раздалось со всех сторон.
Я побежала, догнала девушку и спросила:
— Как ваше имя?
Девушка, не оборачиваясь, ответила:
— Я комсомолка.
Так я и не узнала бы, как зовут ее, но тут ко мне подошла девочка с косичками, лет десяти-одиннадцати, и сказала:
— Это Лиза Соловьева. Она из нашей школы.
Вот и все, что я узнала об этой замечательной девушке».
Дальше в письме стояла большая клякса, за которой следовала приписка:
«Прошу редакцию извинить меня за неаккуратность. Я очень спешу, поэтому пишу прямо на вокзале. Сегодня в 17 часов отойдет мой поезд, и дома я буду рассказывать о замечательной московской девушке Лизе Соловьевой.
Дуся Озерова».
Письмо Дуси Озеровой можно было опубликовать в том виде, в каком оно пришло в редакцию. Но письмо скупо повествовало о Лизе Соловьевой, а каждому, кто читал его, хотелось знать больше про эту маленькую девушку со смелым сердцем, которая так храбро бросилась в горящий дом, чтобы спасти чужого ребенка. Кто она? Где живет? Как выглядит?
Нет, решили мы. Надо сначала разыскать Лизу, узнать у нее все поподробнее и тогда напечатать письмо Дуси Озеровой.
— Она из нашей школы, — сказала девочка с косичками.
Мы ухватились за эту фразу из письма в редакцию, и наш корреспондент поспешил в Щербаковский район. Директор школы, что рядом с Сельскохозяйственной выставкой, спросила:
— Кого? Соловьеву? С ней случилось что-нибудь?
— Нет, не волнуйтесь. Мы просто хотели познакомиться с Лизой, узнать, как она учится.
— Учится Лиза плохо, на двойки. Девочка она не без способностей, да вот беда — ленива. В прошлом году у нее было две переэкзаменовки. Я думала, что за лето подготовится, а Лиза взяла и ушла из школы.