Со взведенным курком
Шрифт:
— Что тебе?
— Да вот, по объявленью… Работу ищу…
— А какая у тебя профессия?
— Слесарь небольшой, хороший молотобоец при клепке котлов, а в крайности что найдется…
— Нет, пока ничего нам не надо, кроме лучших токарей. Хочешь — приходи через неделю. Тогда, может, понадобятся молотобойцы.
Донельзя расстроенный, я от нечего делать отправился, пошататься в порту, посмотреть стоящие у причалов суда. Через сотню шагов меня остановил матрос-часовой.
— Эй, стой! Тут ходить нельзя. Поворачивай обратно.
Не прошел
— Что здесь делаешь? — строго спросил он. — Пропуск есть? Куда идешь?
— На вокзал иду, ваше благородие, — схитрил я, титуловав «благородием» обыкновенного городового. — А пропуск… Я не знал, что он тут нужен.
— На вокзал во-он куда нужно идти, — показал городовой. — А тут не шляйся.
«Эге, значит, здесь строго! — подумал я. — Надо поберечься».
Я же не знал тогда, что через два с половиной месяца начнется мировая война! Царская Россия лихорадочно готовились к ней. Правительство ввело строгости на военных объектах. Всюду властям мерещились шпионы. Да и не только мерещились — германской агентуры было в России более чем достаточно. Но кто же мог ее найти, если прежде всего ее нужно было искать в таких высоких сферах, куда, конечно, никакая полиция и контрразведка не имела хода.
Я направился к вокзалу. Остановился, будто поправить сапог, — вижу, городовой-то идет, оказывается, позади. Не доходя до вокзала, он меня снова окликнул:
— Постой минутку. Ты что — видно, новичок здесь?
— Да, новичок.
— Что делаешь?
— Работу ищу. Был вот сегодня у агента по вербовке. Велел через неделю прийти.
— А паспорт у тебя есть?
— Имеется, конечно.
— А ну, покажи.
Вручая мне паспорт, «Дед» сказал, что он не поддельный, а настоящий, куплен где-то на Волге у подлинного владельца, пропойцы грузчика родом из Московской губернии. Я, конечно, назубок знал всю «свою» анкету.
Городовой перелистал книжку.
— Значит, пропуска в порт нет… А свидетельство о благонадежности из жандармского управления?
— Нет, — отвечаю, — ничего такого у меня не имеется. Только паспорт. Я и не знал, что у вас тут так полагается.
— Ну, — заявил полицейский с удовольствием, — тогда пожалуйте в участок. — И спрятал мой паспорт.
Неожиданная вежливость городового не сулила ничего приятного.
В участке дежурный отпер большую решетчатую дверь в арестное помещение, и я очутился под замком.
Вот тебе, «Дедушка», и Юрьев день! Хорошенькую нашел я работенку!.. Вот тебе и Бельгия, Петруська, вот тебе и Франция!
Но надежды я не терял. Только бы не подвел паспорт — выпутаюсь!
Вечером полицейский распахнул дверь:
— Пожалуйте на допрос.
Черт возьми, опять эта вежливость! Нехорошая примета! Меня ввели в чистенькую комнату. За столом сидели два армейских офицера: один молодой, в чине поручика, другой пожилой, с седыми холеными усами, весь в орденах и с аксельбантами — подполковник.
«Почему это твоей персоной, брат Петрусь, занялись военные власти?!»
Обычные вопросы. Тон вежливый, но предельно сухой. Я привык, что вначале на допросах следователь ведет себя слишком предупредительно: просит сесть, предлагает папиросу, даже прикурить дает. Здесь ничего подобного. Как стал я напротив стола, так и простоял в течение всего допроса.
Отвечал я бойко, уверенно, даже весело. Смело сочинял себе родственников и рассказывал о них первое, что приходило в голову. Офицеры слушали и записывали с таким видом, что я не мог понять, верят они мне или нет. Наконец «биографическая» часть окончилась.
— Как вы проникли в военный порт? — холодно осведомился седоусый подполковник с аксельбантами.
— Да очень просто, ваше высокородие, на поезде.
— А разве вам неизвестно, что здесь запретная зона и что въезд сюда разрешается только по пропускам?
— Никак нет, не известно.
Тут я первый раз не соврал и подробно рассказал, как было дело в военном порту.
Офицеры переглянулись очень многозначительно. Подполковник сардонически усмехнулся:
— Не думаете ли вы, сударь, что мы простаки? Не понимаем, с кем имеем дело?
— Ну что, ваше высокородие! Конечно, понимаете. Сами видите, парень я простой, мастеровой. Ищу работенки, какая подвернется.
— Ну, хватит, — металл звякнул в баритоне подполковника. — Чем дальше станете запираться, тем вам будет хуже. Мы прекрасно понимаем, что вы шпион.
Вот так да! Я ожидал чего угодно, но такое… Только этого мне не хватало!
— Какой такой шпион?! — воскликнул я.
— Это вас надо спросить, какой. Скорее всего германский, — свистящим шепотом прошелестел поручик.
— Герма-анский?! Да что вы, ваше благородие. Ну, посмотрите на меня, — я расставил руки в стороны и сам оглядел себя, — ну разве шпионы такие бывают?!
— Советую вам на досуге подумать над своим положением, — веско отчеканил подполковник. Он нажал кнопку звонка, — Отвести в камеру.
Совет подполковника был лишним — думал я и без него…
Очутившись снова в камере, я прежде всего кликнул дежурного.
— Поесть-то дадите чего-нибудь?
— Здесь не положено. На ваши деньги — пожалуйста, принесут. У вас их при обыске оказалось шестнадцать рублей.
— Ничего себе порядочки! Тебя посадили, и ты же за это плати!
Но ничего не попишешь. Я попросил, чтобы купили колбасы и хлеба на полтинник.
На следующее утро не успел я приняться за завтрак, как вошел полицейский.
— Скорей управляйтесь. Сейчас вас поведут в крепость.
— В крепость?! — Я не на шутку разволновался. — Почему в крепость?!
— А это вам надо было спрашивать вчера подполковника, что допрос вел.
Вскоре под конвоем двух солдат с винтовками я шагал в Либавскую крепость.