Соавторы
Шрифт:
– На следующей неделе. Это была как раз Ленкина смена, а я выходная. Вот, - она снова полистала журнал, - примерно пятнадцатого или шестнадцатого.
– Так пятнадцатого или шестнадцатого?
– Настя начала терять терпение от этой наивной приблизительности.
– Сейчас, - Нина задумалась, так по-детски шевеля губами, что невозможно было на нее сердиться.
– Это был первый из двух выходных, мы работаем два дня через два, и я хотела… в общем, мы собирались на два дня осесть у Ленки на хате, продуктов накупили, всякого разного, приехали… Значит,
– И когда вы сказали Елене о том, что потеряли ключи?
– Да сразу же!
– А поточнее?
– Ну… мы сперва потоптались у двери, подумали, потом сумку всю перетряхнули, потом он заводиться начал, мол, раскрутила на бабки, заставила пять сумок жратвы и выпивки накупить, а теперь от ворот поворот. Короче, мы поссорились, он сумки забрал и ушел. Сказал, найдет, с кем приятно время провести. А я в салон поехала.
– Зачем надо было ехать? Можно было позвонить, - заметила Настя.
– Нет, что вы, Ленка даже разговаривать не стала бы.
– Это еще почему?
– Ой, она в этом деле строгая была - прямо невозможно! Никаких личных разговоров в рабочее время не допускала. Я поначалу об этом не знала, пару раз позвонила ей в ее смену, ну просто потрепаться, узнать, как дела, так она сразу: перезвони мне домой вечером.
И трубку - хлоп! Я даже обиделась. А она мне объяснила, что это неприлично, когда в салоне клиенты в очереди сидят, а администратор по телефону про личные дела болтает. И еще очень плохо, когда клиент дозвониться не может. Два раза наберет номер, а на третий в другой салон позвонит. Не знаю, может, она и права была, - добавила Нина со вздохом, - в ее смены всегда больше народу по телефону записывалось, чем в мои. Она вообще от стойки не отходила, только если в туалет, и то всегда просила охранника, чтобы трубку брал, если кто позвонит, и просил минутку подождать. Короче, если бы я ей позвонила, она бы и слушать меня не стала. Поэтому и поехала.
Понятно. Стало быть, отсутствие личных звонков на работу связано не с отсутствием знакомых, а со строгой служебной дисциплиной. Хоть какая-то ясность, хотя толку от нее…
– Нина, я зачем Елена продолжала работать? Она удачно вышла замуж, в деньгах не нуждалась. Да и декретный отпуск ей полагался.
– Не знаю. Я ее спрашивала, а она так на меня посмотрела, как будто я совсем дура. Мне даже неприятно стало.
– То есть она совсем ничего не сказала?
– уточнила Настя.
– Или все-таки что-то объяснила?
– Ну, она сказала, что Егор Витальевич ищет замену и до начала декабря она доработает. Больше ничего. Тоже мне объяснение!
Ну, для тебя, голубушка, это, может, и не объяснение, ты к своей работе относишься наплевательски и постоянно торчишь то в кабинете массажа, то у косметолога, то на маникюре, то в парикмахерской, то на телефоне висишь. О твоих ухажерах знают все охранники, даже по именам их могут перечислить. Поэтому тебе, само собой, непонятно, как это можно в интересах дела не бросить работу, когда для этого есть все возможности, а ждать, пока тебе найдут подходящую замену.
Но теперь Настя плавно подобралась к следующей группе вопросов, и пора было начать их задавать.
Протокол осмотра места происшествия был составлен практически безупречно, что по нынешним временам является большой редкостью. Копия протокола находилась в оперативно-поисковом деле у Андрея Чеботаева, и Настя читала его, сидя в тесном, заставленном столами, стульями и сейфами кабинете оперативников в окружном управлении.
– Повезло тебе со следователем, - заметила она, не отрываясь от протокола.
– Дотошный мужик.
– Ага, - ехидно поддакнул Чеботаев, - дотошный.
Если бы у него еще характер был такого же качества, как его профессионализм, так цены б ему не было.
– Андрюша, тебе с ним убийцу искать, а не детей крестить. Отличный протокол, но пустой.
Она закрыла папку и потерла пальцами виски.
– Почему пустой?
– обиделся Андрей.
– Сама же сказала, что составлен безупречно.
– Это с точки зрения учебников по криминалистике.
А с точки зрения жизни в протоколе ничего нет. Это я не в упрек говорю, того, что мне надо, там и не должно быть.
– А чего ж ты там искала? Ты его сегодня уже в третий раз читаешь.
– Я, Андрюша, как все женщины, все время надеюсь на чудо. А вдруг найдется малюсенькая деталька, которая мне поможет?
– И что, не нашлась?
– сочувственно спросил он.
– Не-а, не нашлась. Придется тебе идти к следователю и договариваться, чтобы он меня в квартиру убитой пустил.
– Ты что!
– испугался оперативник.
– Я еще жить хочу. Ты знаешь, что будет, если я предложу ему провести повторный осмотр места происшествия?
– Знаю, - она устало вздохнула.
– Он тебе скажет, что у него нет оснований проводить повторный осмотр, а выносить постановление без всяких оснований - значит, признаваться в собственной халтуре, в том, что первый осмотр проведен некачественно, и это свидетельствует о браке в его работе. И на это он, как сказал бы герой известного кинофильма по кличке Лелик, "пойтить никак не могет". Верно?
– Ну вот, сама же все знаешь, Анастасия Пална. Зачем же меня прямо в пасть к леопарду толкаешь? Осмотр проведен хорошо, ты и сама видишь. С чем я к нему пойду?
– С просьбой. С обычной человеческой просьбой.
Мне нужно посидеть в этой квартире, походить по ней, посмотреть, какие вещи покупала себе Елена Сафронова, какие книги читала, какой посудой пользовалась, как мебель расставлена. Мне надо посидеть и подумать. Я хочу попробовать почувствовать эту женщину. Мне нужно попытаться понять ее характер. Если бы я могла, я сама пошла бы к твоему следователю, но я не могу, я для него никто. Я не веду розыскную работу по этому делу, я, как ты помнишь, осуществляю контрольно-наблюдательную функцию и оказываю практическую помощь. Ну так как, Андрюша?