Соавторы
Шрифт:
А несколько сыщиков - это уже группа. А сыщики плюс начальник - иерархически выстроенный коллектив.
В коллективе не может не быть отношений между людьми. Коллектив розыскников и следствие - это так называемая рассредоточенная группа, имеющая разное подчинение и разные функции, но единую цель и общий объект работы. Тут и проблемы взаимодействия внутри этой сложной группы, и проблемы отношений, поскольку следователи, как ты догадываешься, тоже люди. Хочешь быть волком-одиночкой?
– Хочу, - признался Чеботаев.
– Не получится. Многие пытались - ни у кого не получилось. Ты рано или поздно поймешь, что в отношения с людьми вступать все равно придется. Так мир устроен, дружочек, и с этим ничего не поделаешь.
Ей не хотелось выглядеть морализаторствующим учителем, она просто делилась опытом с молодым оперативником. И в эту секунду она поймала себя на мысли, что опытом с молодежью делятся старшие наставники.
Старшие - старые? Опять она про это… Но,
– Не грусти, Андрюша, все будет хорошо, - с улыбкой произнесла она.
– Бери ручку и пиши список мероприятий. Первое: Новосибирск, история родов, условия жизни и воспитания Щеткиной, все истории, легенды, слухи, сплетни и тому подобное об их семье. Всех найти, всех опросить, составить полную картину, воссоздать характер Елены Щеткиной. Второе: Наталья Разгон. Не упустить, встретить, опросить, она возвращается десятого ноября. Третье: изъять у Сафронова все книги и журналы, которые привезла с собой Елена из своей квартиры, и любую письменную и печатную продукцию, которую еще не изъяли - записные книжки, блокноты, ежедневники, записки. Все изъятые материалы тщательно изучить на предмет выделенных мест, отчеркиваний, закладок, наиболее часто читаемых фрагментов, записей на полях. Отработать все телефоны и адреса. Четвертое: установить круглосуточное наблюдение за Сафроновым с целью выявления возможных контактов с сообщниками. Пятое: опросить работников бассейна и постоянных посетителей, найти среди них тех, кто плавал вместе со Щеткиной или сталкивался с ней в душе или раздевалке, провести тщательнейшие беседы с ними на предмет описания внешности Щеткиной и особенно - особых примет на теле. Родинки, шрамы, пятна и так далее. Если такие приметы у живой Щеткиной были, а на теле убитой их не было, то можно с уверенностью говорить о наличии двойника. Кстати, совсем необязательно, чтобы это была родная сестра. Это может быть просто двойник - не такая уж редкость, даже конкурсы среди них проводятся. Горбачевых, помнится, человек пять набралось, если не больше, и Ельциных столько же. Шестое: продолжить отработку записей в трудовой книжке Щеткиной, посетить все места, где она работала, собрать все возможные сведения. Особое внимание уделить информации о мужчинах, с которыми у нее были романы. Там могут впрямую ничего не знать, но догадываться. Все догадки проверять.
Андрей, склонившись над столом, быстро записывал под диктовку, сокращая слова и выражения до одному ему понятных аббревиатур.
– Записал?
– Угу.
– Теперь поезжай к себе, перепиши эти бредни красивым служебным языком, разбей на пункты и подпункты, распечатай на компьютере так, чтобы объем получился побольше, и иди с этой бумажкой к начальнику.
А потом к следователю. Если начальник с этим согласится, он просто не сможет отвертеться от того, чтобы выделить дополнительно как минимум двух сотрудников.
Нормально получилось?
– Супер!
– Андрей поднял большой палец.
– Это ты прямо на ходу придумала?
– Почему на ходу? Мне еще до твоего прихода было понятно, как и что нужно делать, на ходу я только про историю родов и бассейн сочиняла.
– Так это что же, если бы не возникла поездка в Новосибирск и не встал бы вопрос о том, кто будет работать вместо меня, я бы сам должен был все это тащить?
– с ужасом спросил Чеботаев. Он потыкал пальцем в исписанные страницы блокнота, словно не веря самому себе, и повторил:
– Все вот это?
– Все вот это, - подтвердила Настя.
– А ты как думал?
– Ты что, смерти моей хочешь?
– Не хочу. Я оказываю тебе практическую помощь, - засмеялась она.
Глава 7
– Глаша, приготовь мне смокинг!
– Куда сегодня, Глебушка?
– Министерство культуры устраивает прием для деятелей искусства - лауреатов Ленинских и Государственных премий.
– Вот и хорошо, вот и ладно, - удовлетворенно пробормотала Глафира Митрофановна, открывая дверь бывшего кабинета, после войны переделанного в гардеробную.
До войны профессор принимал здесь пациентов и разных прочих посетителей, которые не хотели, чтобы их видели домочадцы именитого хирурга. Здесь и входная дверь была, прямо с лестницы, вошел - вышел, никто тебе не помеха, да и ты никого не потревожишь. После гибели старого хозяина дверь эту закрыли на внутренний засов и пользоваться ею перестали, а в бывшем кабинете-приемной народная артистка СССР Земфира Богданова хранила и повседневную одежду, и концертные туалеты, коих было у нее видимо-невидимо: красавица-певица, звезда оперетты, любимица высшего руководства страны, она была непременным участником всех самых лучших концертов, в том числе и правительственных, а позже, с расцветом телевидения - "Голубых огоньков". Выступала Земфира до самых последних своих дней, сохранила и голос, и стать, и яркость лица до семидесяти лет. Теперь тут Глебушкина одежда висит, он порядок любит, чтобы каждая сорочечка, выстиранная и отглаженная, на отдельных плечиках, и чтобы галстуки не кучей на одном крючке болтались или, упаси господи, в ящике лежали гужом, а каждый на своем месте, рядом с сорочкой, по цвету подобранный. И чтобы рядом с каждой парой брюк - отдельный прозрачный мешочек с носками, к этим брюкам подходящими, а внизу - чтобы ботинки стояли начищенные, которые по цвету и фасону годятся.
Глафира любила, когда ее питомец "выходил в свет", она считала светский образ жизни наиболее подходящим для писателя такого масштаба и очень переживала, когда Глебушка "засиживался". При Земе-покойнице жизнь в квартире на Сретенском бульваре искрилась и бурлила, после каждого спектакля певица возвращалась домой в сопровождении артистов, музыкантов и поклонников, пили шампанское, закусывали, шумно обсуждали околотеатральные новости, делились сплетнями; здесь завязывались романы и разбивались вдребезги романтические надежды, выстраивались интриги и частенько решались тонкие вопросы распределения ролей, причем далеко не всегда именно в том театре, в котором служила Земфира.
А вот до войны, еще при жизни профессора Богданова, все было иначе. Профессор шума не любил, гостей "из богемы" не особо привечал, но и к нему частенько приходили посетители, иногда - больные, а иногда - другие какие-то, и тогда профессор звал Глашу и велел подать чаю. Глаша всегда была любопытной, нос, конечно, куда не следовало, не совала, но интересовалась, во всяком случае, если была возможность увидеть или услышать, так не прикидывалась, что у нее глаз и ушей нет.
Когда ее только взяли в дом к Богдановым, с ней долго беседовала их бывшая прислуга, Степанида Андроновна, ушедшая на покой по старости лет, признававшая, что в ее годы и с ее больными ногами с младенчиком ей уж не справиться, и, как сказали бы нынче, "передававшая Глаше дела". Степанида Андроновна прослужила у Богдановых тридцать лет с гаком, с того дня, как они вселились в этот дом не то в девятьсот втором году, не то в девятьсот первом. Для нее Борис Саввич Богданов, отец Глебушки, был Борюшкой, "молодым хозяином", а "старым хозяином" она числила Савву Никитича, тоже врача-хирурга и тоже профессора. Сама Глаша Савву Никитича уже не застала, он скончался в тот год, когда Глебушка родился, однако от Степаниды узнала не только много полезного о привычках и требованиях Богдановых, но и о том, как они жили раньше. "Ты не смотри, что тебя вроде только в няньки взяли, - говорила она, - это они так думают, что смогут без прислуги обойтись, навроде теперь советская власть и прислугу иметь негоже. А куда им без таких, как я? Они ж не приучены сами за собой ухаживать, да и не барское это дело - пол мести и тарелки мыть, Борюшка работает как каторжный, оперирует днем и ночью, и по выходным, и в праздники, Зема - артистка, ей тоже некогда, да и не с руки. Все одно ты из нянек через месяц-другой, а то и раньше в полноценную домоправительницу превратишься". Слова старой Степаниды оказались пророческими, только предсказанный ею "месяц-другой" сократился буквально до нескольких дней.
От Степаниды Андроновны Глаша узнала, что Савва Никитич Богданов служил в Солдатенковской больнице, которая теперь называется Боткинской, заведовал отделением хирургии, и Борюшка пошел по его стопам, был врачом-ординатором у самого великого Розанова, однако же судьба так распорядилась, что по роду занятий сын в точности копировал отца, а вот характерами они разнились полностью. Дело в том, что Солдатенковская больница (Степанида так и не приучилась именовать ее Боткинской) находится рядом с ипподромом, прямо через дорогу, и ежели какой наездник получал травму, его немедля доставляли прямиком в хирургическое отделение, где Савва Никитич самолично его оперировал, зашивал и чинил. После смерти отца жизни удалых наездников перешли в руки к сыну, который боролся за них с не меньшим искусством, упорством и самоотверженностью. А поскольку бегами увлекались очень многие состоятельные и известные люди, имевшие и собственных лошадей, и любимых наездников, то понятно, что врач, от таланта которого зависит, сможет ли наездник еще выступать, и если сможет, то как скоро, так вот, такой врач, разумеется, будет окружен вниманием, уважением и почетом. До семнадцатого года вокруг Саввы Никитича толпились богатей, политики, известные личности, дом постоянно был полон гостей, а сам он с супругой, Борюшкиной матерью, блистал в свете и отдыхать ездил исключительно на заграничные курорты. После переворота все изменилось, супруга Саввы Никитича слегла с сердечным недугом, да так и не оправилась, в девятнадцатом году померла. Бега прекратились, не до того было, голод, разруха, Гражданская война, Борюшка к тому времени еще учебу не закончил, Савва Никитич оперировал сутками напролет, больница-то Солдатенковская была бесплатной, "для всех сословий населения Москвы". Потом, с годами, все наладилось, вошло в свою колею, и война закончилась, и бега вернулись. Квартиру, правда, едва не отобрали, когда начали всех подряд уплотнять и из барских хором кроить коммуналки. В их доме почти все квартиры поделили, стенки построили, и получилось из каждой большой квартиры - по две коммунальные, в одну вход с парадной лестницы, в другую - с черной.