Собака и Волк

Андерсон Пол Уильям

Она взъерошила ему волосы:

— У нас с тобой так долго ничего не было. Погоди. Впереди целая ночь.

— Да. — Он приподнялся, и они разделись полностью, помогая друг другу.

Грудь у нее была маленькая, но твердая, с коричневыми сосками.

— Чего бы тебе хотелось? — спросила она.

— Все по твоему желанию, — он все еще стеснялся сказать ей, что нравилось ему с его женами — Форсквилис, Тамбилис и другими королевами. Да и не хотел он сейчас вспоминать об этом.

Она жадно поцеловала его.

— Ничего, мы еще

приспособимся друг к другу. Да ведь ты не ужинал. Ты голоден?

— Да, но мне не еда нужна, — засмеялся он.

— Позднее мы разбудим Кату и попросим накормить нас. Она уже в шоке, и вряд ли можно будет удивить ее чем-то еще. Ладно, ей это только на пользу. Но этот час только наш, и больше ничей.

VI

В Аквилон они отправились пешком. Полдень был солнечным и теплым. Пахло созревшим хлебом. В клевере жужжали пчелы. В поле за Одитой мужчины и женщины жали пшеницу, дети собирали колоски.

— Сегодня они управляются намного лучше вчерашнего, — заметила Руна.

— Они надеются, что работают на себя. И жители Иса, и галлы, — ответил Грациллоний.

Она сжала его руку:

— Это твоя заслуга, милый.

Почему-то слова ее показались ему неискренними, но ощущение это было мимолетное, и он тут же о нем забыл.

Они вошли в город. Оделись они как подобает именитым сановникам и поэтому резко отличались от обычных людей, занятых обычным трудом. Все вокруг казалось Грациллонию незнакомым, словно он видел сон. Он жил ощущениями прошедшей ночи.

Поймав себя на этом, с трудом вынырнул на поверхность и отдал несколько распоряжений. Сейчас ему предстояли срочные дела. Надо было обсудить с Апулеем стратегию и тактику их дальнейших действий. Да хотя бы письмо написать префекту… тоже не такая простая задача: надо было все как следует обдумать. К тому же надо это сделать быстрее и отправить с самым быстрым курьером.

Слуга провел их в дом сенатора. Он встретил их в атрие. Комната была наполнена светом и воздухом. Блестели стены, покрытые нежными фресками. На Апулее была туника из белой ткани с пропущенной в нее золотой нитью. Грациллонию невольно пришло на ум сравнение с зажженной свечой. Брови сенатора слегка поднялись.

— Привет, — прозвучал тихий голос. — А я уж начал думать, что-то произошло.

— Простите за опоздание, — ответил Грациллоний, — проспал, — он чувствовал полную расслабленность.

Апулей улыбнулся.

— Ничего. Имеешь полное право. Я уже слышал о твоей речи. Мы приготовили для тебя обед, — он склонил голову перед Руной. — Вы преподнесли нам приятный сюрприз, госпожа. Тем более очень просим вас присоединиться к нам за столом.

В комнату впорхнула Верания. Радость так и прыскала из глаз.

— Вы здесь! — сказала она Грациллонию. — Я специально приготовила для вас что-то вкусное.

Апулей притворно нахмурился:

— Тише, девочка. Следи за своими манерами.

Она остановилась у дверей, ничуть не обидевшись. Грациллоний

улыбнулся ей и поднял в приветствии руку. Она опустила ресницы и тут же снова подняла их. Румянец то и дело вспыхивал на щеках.

— Я привел с собой госпожу Руну, — сказал Грациллоний Апулею, — потому что совет ее будет чрезвычайно ценен. Она знает об Исе то, чего посторонний человек никогда не сможет понять.

— Нюансы, — кивнул головой Апулей. И тут же лицо его приняло почти торжественное выражение. — Я все же думаю, не преждевременно ли все это. И… епископ приедет только к вечеру.

— Тогда я уйду, — сказала Руна с кротостью, до сих пор ей не свойственной.

— Да он вовсе не женоненавистник, — поспешно сказал Грациллоний.

— Но он, без сомнения, почувствует… неловкость… принимая во внимание обстоятельства, — сказала она.

Апулей с недоумением переводил взгляд с Грациллония на Руну. Руна подвинулась ближе к Грациллонию и взяла его за руку. Оба теперь смотрели на Апулея.

Лицо римлянина осталось бесстрастным.

— Ну-ну, — сказал он тихо. — Похоже, вы пришли к пониманию.

— Да, — заявил Грациллоний. Ликование прорвалось наружу. — Если уж быть честным, то я привел ее, потому что мне хотелось, чтобы вы узнали обо всем первым, друг мой.

Возле дверей послышался вздох. Верания прикрыла рукой рот. Глаза ее расширились. Казалось, лицо ее состояло из одних глаз. Апулей повернулся к дочери.

— В чем дело, милая, что случилось? — спросил он. Беспокойство прорвалось сквозь бесстрастную маску, которую он только что надел на себя. — Ты бледна как полотно. Уж не заболела ли?

— П-простите меня, — задохнулась она. — Я не буду сегодня обедать. — И вихрем выскочила из комнаты. Слышно было, как она бежит по коридору.

VII

Злобный северный ветер надул серую осень. Стальные волны, надев белые шапки, топтали визгливого врага и с шумом и грохотом тащили его на дно. Соленое марево скрывало горные вершины. Тем не менее горы стойко выдерживали удары стихии. Перед Эохайдом были одетые вереском склоны с редкими вцепившимися в них карликовыми деревьями да горные реки, с разбега бросавшиеся в море. Говорили, в горах этих есть глубокие ущелья и живописные долины, но отсюда, с носа корабля, ничего этого он не видел. Гавань здесь все же была, и клочковатый дым поднимался в небо.

Гребцы из последних сил направляли галеру к берегу. Сопровождавшие ее кожаные шлюпки, как чайки, прыгали по волнам. Эохайд надел яркий шестицветный плащ, который обычно бережно хранил в сундуке. Будучи сыном короля, он имел на него право. Тем самым надеялся отвлечь взгляды от выцветшей заштопанной рубашки, потрепанного килта и поношенных сандалий.

Перед земляным валом заблестели наконечники стрел. Аборигены наблюдали за приближением чужестранцев.

— Много народу, — прокричал Субн на ухо капитану, — да наверняка еще не все сюда вышли.