Собака и Волк
Шрифт:
— Быть может, мы нашли то, что искали, — сказал Эохайд, обращаясь скорее к богам, чем к товарищам. Он уже пообещал богам богатое жертвоприношение, если они будут к нему благосклонны.
Приблизившись, он поднял руки в знак мирных намерений. Воины выжидали, пока галера и лодки не причалили к берегу. Когда команда попрыгала на землю, не проявляя враждебности к местному населению, люди опустили оружие и заулыбались. Лидер их подошел к Эохайду и приветствовал его от имени своего короля, Ариагалатиса Мак-Иргалато.
В речи его звучали характерные
Эохайд прибыл сюда не как разбойник, а как достойный человек. Он гордо выступал впереди, а за ним шли его люди с дарами: римским золотом, серебром, драгоценными камнями, одеждой, самым лучшим из награбленного.
Земляной вал заключал в кольцо различные строения: амбар, конюшню, мастерские, склады, надворные кухни и королевский дворец. Всему этому было далеко до отцовских владений в Койкет Лагини, а уж о богатствах Ниалла в Миде и говорить нечего. Дом короля был длинный, но низкий, с облупившейся штукатуркой. Соломенная крыша обросла мхом. И все же это был король, в распоряжении которого находилось много воинов.
Посыльный представил Ариагалатису гостя. Король поднял колено в знак приветствия и указал Эохайду на табурет. Эохайд сел. Матросы в этом дымном и мрачном помещении расселись кто где сумел. Король был человек плотного телосложения, с грубыми чертами лица, черной бородой и черными растрепанными волосами. Одежда его была скорее для тепла, чем для показа, но на груди поблескивало золото.
Женщины подали королю и гостю вина, а матросам поднесли эль. Разговор шел уважительный и степенный. Не забыли о предках и родах, обменялись новостями. Когда Ариагалатису подали дары, тому ничего не оставалось, как пригласить гостей остаться у него так долго, как они сами того пожелают. Главный поэт сложил стихи в честь Эохайда. В стихах этих не было блеска, отличавшего стихотворцев его родины, но все же в них прозвучало искреннее дружелюбие.
— Скажу откровенно, господин, — подошел наконец к делу Эохайд. — Вам, наверное, известно, что за несчастье сделало меня бездомным.
Ариагалатис посмотрел на освещенное светом очага когда-то красивое, а ныне обезображенное лицо.
— Да, — подтвердил он осторожно. — Ваш поступок навеки разлучил вас с родиной.
Эохайд постарался придать голосу твердость.
— Несправедливость и плохое обращение довели меня до безумия. Я не первый герой, с которым это случилось. Я и верные мои люди доказали римлянам, что боги не оставили нас своей милостью.
— Вероятно, так оно и есть. Но продолжайте.
— Мы устали от скитаний. О какой жизни можно говорить, когда ты вечно живешь в палатке? Мы хотим жить в нормальных домах, завести семью, родить и воспитывать детей. Мы просим у вас землю, а за это будем вам вечно признательны.
Король кивнул.
— Да, разумеется.
Послышался вздох облегчения.
Изгнанник стукнул кулаком по колену:
— Мы готовы предоставить тебе сколько угодно копий, когда Ниалл Девяти Заложников вздумает атаковать тебя с моря.
Ариагалатис нахмурился:
— Об этом говорить не будем. Такие разговоры принесут нам несчастье. Я знаю, он твой враг, но пока ты у нас, лучше не возбуждай его гнев. Понимаешь?
— Да, — Эохайд постарался скрыть разочарование. — Увидишь, я буду тебе благодарен, господин. А сейчас мы только хотим пожелать тебе удачи. Да накормишь ты досыта ворон Морригу!
Глава одиннадцатая
Короткий зимний день закончился, прежде чем Грациллоний поставил в конюшню жеребца. Конфлюэнт погрузился во тьму. Несмотря на то, что ему знакомы здесь были каждый дом, улица и переулок, он то и дело спотыкался и бранил себя за то, что не взял конюха с фонарем. В груди у него была такая же непроглядная ночь, как и на улице.
Наконец Грациллоний добрался до дверей своего дома и вошел в относительно светлое помещение. В большой комнате в деревянных подсвечниках горели сальные свечи. Вонь от них смешивалась с запахом, исходившим от двух медников с древесным углем. И все же в воздухе ощущалась сырость. Лето осталось в далеком прошлом.
Слуга взял у него верхнюю одежду и сказал, что служанка, пожилая вдова, постарается поскорее подать ужин. Не зная, когда хозяин вернется, она не успела приготовить еду.
— Принеси мне бокал вина, — сказал Грациллоний. — Хотя… нет, лучше меда.
Вино хорошее, но было его мало, тем более в это время года. Да тут еще и пираты, бандиты… Нет, лучше сохранить его для торжественного случая.
В комнату вошла Руна. На ней было бесформенное платье из коричневой шерсти, толстые носки и сандалии. На голове — платок, а под ним — как было ему известно — спрятаны туго заплетенные и уложенные косы.
— А, пришел, — сказала она. В присутствии слуг они разговаривали на латинском языке. Слуги, простолюдины из Иса, латыни не понимали. — Где ты был?
— Ездил верхом.
Высокие дугообразные брови поднялись еще выше.
— Вот как? А ты говорил мне, что у тебя и получаса свободного нет, что ты все время с людьми.
Он удержался от резкого ответа. Говорил он ей вовсе не то, и она отлично это знала. Всякого рода неприятности — пускай и мелкие, но для тех, у кого они случались, имевшие большое значение — росли, словно сорняки после дождя. Ему надо было за всем приглядывать, заниматься обороной, обучением воинским дисциплинам, совершать бартерные сделки с Озисмией и аквилонцами. Много времени уходило и на работу в столярной мастерской.