Собака из терракоты
Шрифт:
– Как это нормально? – изумилась синьора.
– Простите, я хотел сказать, что до сих пор наша реконструкция выглядит логично. Убить их мог отвергнутый возлюбленный, тот же отец Лизетты, который застал их врасплох и счел себя обесчещенным. Мало ли кто.
– Как это, мало ли кто? – возмутилась синьора. – Вам неинтересно узнать, кто убил этих бедных детей?
У него язык не повернулся ответить, что до убийцы ему особенно не было дела. Его занимало одно: почему кто-то, может, даже сам убийца, взял на себя труд перенести покойников в пещеру и устроить мизансцену с плошкой, корчагой и собакой из терракоты.
По дороге домой он зашел в продуктовый магазин, взял
Не успел он положить пакет на стол, как зазвонил телефон, это был начальник полиции.
– Монтальбано, я хотел вам сказать, что сегодня мне звонил помощник министра Ликальци. Хотел знать, почему я все еще не представил запрос о вашем повышении.
– Да какого черта ему от меня надо, этому типу?
– Я позволил себе выдумать любовную историю, покрытую тайной, вроде бы что-то сказал, а вроде нет, дал понять… Он попался на удочку, говорят, он зачитывается глянцевыми журналами. Однако вопрос решился. Он велел написать ему, чтобы вам назначили солидное вознаграждение. Запрос я написал и ему передал. Хотите, прочту вам?
– Нет уж, пожалуйста, пожалейте меня.
– Жалко, полагаю, что я сочинил маленький шедевр.
Он накрыл стол, отрезал толстенный ломоть хлеба, опять зазвонил телефон. Это была не Ливия, как он наделся, а Фацио.
– Доктор, цельный день напролет я сегодня для вас потел. Этот Стефано Москато был точно не сахар.
– Мафиози?
– Прямо совсем уж мафиози – не думаю. Буянил, это да. Несколько судимостей за драки, побои, хулиганское нападение. Не кажется мне, что это мафиозные дела, мафиози не станет светиться из-за всякой чепухи.
– К какому времени относится последняя судимость?
– К восемьдесят первому, представляете. Уже одной ногой стоял в могиле, а хватил какого-то типа стулом и разбил ему голову.
– Можешь сказать мне, находился ли он в тюрьме какое-то время между сорок вторым и сорок третьим?
– А то как же. Драка и нанесение телесных повреждений. С марта сорок второго по двадцать первое апреля сорок третьего сидел в Палермо, в тюрьме Уччардоне.
Новости, которые сообщил ему Фацио, изрядно прибавили вкусу сыру с перцем, который и сам-то по себе был что надо.
Глава двадцать первая
Шурин Галлуццо открыл свой выпуск новостей сообщением об убийстве, несомненно мафиозного типа, произошедшем на окраине Катании. Коммерсант по имени Коррадо Бранкато, пользовавшийся в городе известностью и уважением, владелец большого склада, снабжавшего супермаркеты, решил устроить себе выходной и провести послеобеденное время в одном из своих загородных домиков. Повернув ключ в замке, он распахнул дверь в прямом смысле в никуда: страшной силы взрыв, вызванный хитроумным устройством, которое при попытке отпереть двери приводило в действие детонатор, буквально распылил виллу, коммерсанта и супругу его, синьору Тальяфико Джузеппу. Расследование, добавил журналист, представляется непростым, поскольку Бранкато судимостей не имел и в связях с мафией не замечен.
Монтальбано выключил телевизор и принялся насвистывать восьмую симфонию Шуберта, «Неоконченную». Получилось превосходно, ему удались все пассажи.
Он набрал номер Мими Ауджелло, наверняка его зам больше знал о случившемся. Никто не ответил.
Покончив наконец с едой, Монтальбано уничтожил все следы ужина, вымыл старательно даже
– Брось притворяться.
Монтальбано сдался, зажег свет.
– А как это ты угадала, что я притворялся?
– По дыханию. Ты знаешь, как дышишь во сне? Нет. А я знаю.
– Где ты была?
– В Гераклее Минойской и Селинунте. [28]
– Одна?
– Господин комиссар, я вам все скажу, все открою, но прекратите, пожалуйста, этот допрос с пристрастием! Мы ездили вместе с Мими Ауджелло.
У Монтальбано лицо перекосилось, он угрожающе уставил на Ливию палец:
28
Гераклея Минойская – руины древнегреческого города, первоначально носившего название Миноя и переименованного захватившими его спартанцами в Гераклею (VI в. до н. э.), от него уцелели городские стены и театр. Селинунт – современное название Селинута, города на юго-западном побережье Сицилии, основанного в VII в. до н. э. мегарскими поселенцами (греческими колонистами на Сицилии), восточный аванпост греков на средиземноморском побережье; в 409 г. до н. э. разрушен карфагенянами, в эпоху арабского владычества на его территории расположено поселение Rahl al Asnam. Здесь сохранились развалины дорических храмов (550–460 до н. э.).
– Смотри, Ливия, Ауджелло уже захватил мой письменный стол, я не хочу, чтобы он захватил еще что-нибудь мое.
Ливия не уступила:
– Считай, что я не слышала, так будет лучше для нас обоих. Я, во всяком случае, не являюсь твоей собственностью, сицилиец хренов.
– Ну ладно, извини меня.
Дискуссия все продолжалась, даже когда Ливия разделась и легла в постель. Но Мими, решил Монтальбано, еще за это поплатится. Он поднялся:
– Куда ты теперь?
– Позвоню Мими.
– Да оставь ты его в покое, ему даже во сне не снилось сделать что-нибудь, что могло бы тебя задеть.
– Алло, Мими? Монтальбано это. Ах, ты только что вернулся домой? Ладно. Нет, нет, не беспокойся, Ливия в полном порядке. Благодарит тебя за прекрасный день. Да и я тоже тебе благодарен. Мими, ты слышал, что в Катании подложили бомбу Коррадо Бранкато? Нет, не шучу, передавали по телевизору. Ничего об этом не знаешь? Как это ничего не знаешь? А, понимаю, ты целый день был в отлучке. И, может, наши коллеги из Катании тоже тебя разыскивали. И начальник полиции тоже наверняка задался вопросом, куда это ты запропастился. Ну, теперь уж ничего не поделаешь. Постарайся как-нибудь помочь горю. Спокойной тебе ночи, Мими.
– Сказать, что ты самый настоящий мерзавец, это еще мало, – заметила Ливия.
– Ладно, – сказал Монтальбано, когда было уже три часа ночи. – Признаю, что это я во всем виноват. Когда я здесь, то веду себя так, будто тебя не существует, весь в своих мыслях. Давай уедем.
– А голову ты тут собираешься оставить? – спросила Ливия.
– В каком смысле?
– А в том, что ты свою голову вместе со всем тем, что там есть, прихватишь. И значит, неизбежно будешь и дальше думать о своих делах, даже если мы окажемся за тыщу километров отсюда.