Собаки на заднем дворе
Шрифт:
Отец сделал вид, что шутку не услышал, придирчиво оглядел меня с головы до пят, довольно кивнул и, обращаясь к начальнику цеха, спросил:
– Может вечером зайдешь? Посидим, как люди.
– Нет, не могу, – почему-то испуганно замотал головой дядя Паша. – У меня ж дома, сам знаешь, бабье царство: теща, жена, три дочери и зять-долбодур в придачу. Выпить не с кем, а поругаться – милости просим!
– Ну, тогда я тебе «сухим» пайком отдам, в смысле «мокрым», а ты уж сам решишь, как эту гадость уничтожить!
С этими словами отец, словно Эмиль Кио, извлек из ничего бутылку водки, картинно поцеловал ее в зеленую этикетку и с полупоклоном
– Шутник! – довольно хмыкнул дядя Паша, и бутылка растворилась в его руках. Похоже, в этом цеху иллюзионистов было предостаточно.
Как выяснилось, в цех я был оформлен на скромную должность барабанщика, в смысле, разнорабочего. Работа была нехитрая, гораздо более привлекательная, чем работа по разгрузке вагонов под чутким руководством дяди Бори. В основном она сводилась к тому, что я обходил с огромным ящиком на колесах весь цех и, останавливаясь возле каждого станка, собирал в кучу и складывал в ящик производственные отходы – металлическую стружку, всякие обрезки металла и запоротые детали, не подлежавшие исправлению. Мне было приятно, что возле отцовского станка запоротых деталей никогда не было.
Первый трудовой день мы закончили с отцом одновременно, поскольку на оформление на работу и другие технические хлопоты у меня ушло время, которое в рабочие часы не включалось.
После работы, выйдя за проходную, мы зашли в ближайший продовольственный магазин. Возле вино-водочного отдела толпился народ, практически все – мужчины с суровыми уставшими лицами. Отец решительным шагом прошел к самому прилавку и поздоровался с продавщицей. Та приветливо улыбнулась ему и протянула бутылку водки.
– Ударники комтруда обслуживаются вне очереди! – с неприязнью констатировал кто-то из очереди.
– То-то и оно-то, – согласился отец, ловко, как саблю в ножны, вставляя бутылку во внутренний карман плаща.
Глава четвертая
Начался июнь – время каникул и сопутствующих им удовольствий. Погода стояла отменная. Но я с удовольствием ходил на завод, даже с нетерпением ожидал каждого рабочего дня, хотя не мог объяснить самому себе, почему мне так нравилась эта моя новая жизнь. Лай тоже ничего не мог объяснить. Он просто радовался моему присутствию рядом с ним, как и я тому, что он рядом со мной. Может, в этом и был главный смысл нашей с ним общей невзрослой пока жизни?
Неожиданно отец получил от завода шесть соток под дачный участок в сосновом лесу, в пяти минутах ходьбы от озера. Мама оживилась и расцвела. Она купила необходимый садовый инвентарь, семена цветов и еще что-то, что, по ее мнению, должно быть на каждом садовом участке.
– Нет, мать! – громыхал отец. – На каждом садовом участке должен быть стол с лавочками по обеим сторонам, чтоб по-людски можно было выпить-закусить и насладиться природой. А еще должен быть сортир, куда благодарные дачники должны относить часть своих впечатлений о дачном отдыхе.
Отец хоть и был великим специалистом по части выпивки, всегда оставался человеком дела. В условиях всесоюзного дефицита он изловчился раздобыть пару груженых доверху машин всякой бэушной всячины, состоявшей из разнокалиберных досок, бревен и слегка проржавевшего листового железа. А дальше он начинал колдовать над всем этим, делая, как выражался он сам, «из говна конфетку». В первые же короткие наезды на дачу он успел на зависть всем соседям соорудить под выросшим среди сосен по
Я был очень рад появлению у нас дачного участка и во всем помогал отцу. Довольно скоро я научился обращаться со всеми инструментами, включая стамеску, фуганок и дрель.
– Рабочий человек и в Африке рабочий человек, – одобрительно кивал отец, глядя на мои старания.
Но больше всех даче радовался, конечно, Лай. Своим загадочным собачьим чутьем он быстро сообразил, где проходят границы нашего участка, хотя до забора у нас с отцом руки еще не дошли. Стоило кому-нибудь из прохожих приблизиться к нашему участку, Лай начинал грозно рычать. За высокой травой его не было видно, и прохожие на всякий случай старались обходить наш участок стороной.
– Хоть какая-то польза от этого кабыздоха, – оценивая происходящее, резюмировал отец.
Работа на заводе странным образом дисциплинировала меня. Я успевал делать все, что планировал на день. Да и сам факт этого добровольного планирования был для меня новым и неожиданным.
Вскоре после начала работы в цеху я вспомнил разговор с врачом о секции современного пятиборья и легко отыскал на территории завода спортивный комплекс. В одном из кабинетов я нашел спящего за столом поджарого мужчину лет сорока в голубом далеко не новом спортивном костюме с белыми буквами «СССР» на спине. Собственно, именно спину я сначала и увидел. Тренер сидел, опустив голову на письменный стол, заваленный бумагами: протоколами соревнований, мишенями, обрывками газет и прочим бумажным добром. Услышав, что в кабинет кто-то вошел, спина разогнулась, и на меня посмотрел строгий мужчина с заостренными чертами лица.
– Тебе чего, парень? – безразличным голосом спросил он.
– Здесь записывают на пятиборье? – робея, спросил я.
– Здесь посылают на Луну, – серьезным тоном ответил мужчина и пристально стал меня разглядывать. – Ты вообще кто такой?
– Разнорабочий, ученик вальцовщика, – чувствуя недоброе, ответил я.
– Вот и вали отсюда, ученик вальцовщика, и не морочь мне голову.
– Я бегать хочу… на конях… и плавать со стрельбой, – запутался я в своих желаниях.
– Ну, если бегать на конях, то это ко мне, – вдруг развеселился спортсмен. – И плаванье со стрельбой – тоже по моей части. Еще и фехтование на шампурах можно организовать.
– На саблях, – на всякий случай уточнил я.
– Почему бы и нет, – легко согласился хозяин кабинета.
Тренера звали Валерием Петровичем. Он любил пошутить, но при этом никогда не улыбался. Не скажу, что его привел в восторг мой приход в секцию современного пятиборья, но, еще раз скептически окинув меня с ног до головы, он бросил неопределенное:
«Будем посмотреть». Наша училка по русскому ему за такие слова точно влепила бы пару!
Я стал тренироваться у Валерия Петровича три раза в неделю. Вскоре моими любимыми видами стали кросс и фехтование. Плавал я тоже неплохо, а вот стрелок из меня был никудышный. Не все ладилось и с конным спортом. Для своих четырнадцати лет сложен я был как-то коряво: при росте метр семьдесят весил всего пятьдесят килограммов.