Собирай и властвуй

Андреев Андрей Анатольевич

– Ух, Морочка, тебе так идёт...
– Нуми шлёт воздушный поцелуй.

Морпесса не отвечает, лишь играют на скулах желваки, а из алых глаз, кажется, вот-вот брызнут искры. Големы проводят к телепортационной установке, похожей на шкаф для примерки одежды: дверца открывается, дверца закрывается, хлопок, и камера пуста.

Следующим загорается фонарик Нуми, льёт золотисто-жёлтый свет. В зеркалах играют голубым и зелёным воды лагуны, на волнах у кромки пышного рифа покачивается ложе в виде жемчужницы.

– Везёт же некоторым, - вздыхает Лада.
– Жаль, что не двойной заказ, поплескались бы...

– И я бы хотела, чтобы вместе, - Нуми, по обыкновению, проносится вихрем, - такое бы цунами устроили!

Но не переживай, Ладочка, ещё искупаемся!

– Обязательно, маленькая, обязательно...

Сборы недолги, големы проносят Нуми-русалку к телепортационному шкафу. В волосах её лилии, коралловые браслеты на запястьях, жемчужины грудей венчают зеленые соски, чешуя хвоста отливает изумрудом. Запрокинув голову, Нуми смеётся - заливисто, звонко - машет рукой.

"Везёт же некоторым..." - снова думает Лада, подразумевая на этот раз счастливчика, выбравшего павильон "Атолл". Вскоре вспыхивает и её фонарик - оранжевый. В зеркалах оазис, растолкавший барханы, в идеально ровном прямоугольнике пальм, в буйстве зелени. Ладу облекают в форму саламандры, помещают в телепортационную камеру, мгновение бархатной пустоты, и она в павильоне...

Оказавшись в проксимарии, ни одна из проксим не помнила ничего из прежней жизни, даже имени. Потере памяти огорчались редко - преимуществ было несоизмеримо больше, а имя и новое придумать нетрудно. Проксимарий "Красавицы и чудовища", ставший приютом Морпессы, Лады и Нуми, по праву считался одним из лучших в землях огненных цвергов. Основные павильоны и залы, как и в любом другом проксимарии, находились под землёй, сам комплекс стоял в предместьях города Калаут, город же стоял недалеко от границы - почти у самой Ивинги. На условия работы жаловаться было бы грех: из двух декад в месяце только одна рабочая, другую проводи как угодно, только контракт не нарушай. Из самых строгих запретов: нельзя покидать город, нельзя вступать в долговременные любовные отношения, нельзя употреблять сильные наркотики. Перед выходом на смену - обязательная проверка, проверяют, понятное дело, не люди, а машины цвергов. Одни машины проверяли, другие заботились о том, чтобы проксимы были защищены от болезней, третьи предотвращали старение, и так далее, и так далее. Высший сорт, что говорить, и похищать никакого смысла: оторванные от проксимария, проксимы быстро теряли все свои преимущества. К тому же, одно из обязательных условий: не расставаться с телепортационным артефактом, исполненным в виде медальона.

Четыре ряда пальм, в середине каждого зеркальный купол, увитый сетью лиан. Гнездо саламандры устроено в гуще зарослей, недалеко от источников. Если провести линии от верхнего купола к нижнему, от левого к правому, гнездо окажется точно на пересечении. Охотник на саламандр нашёл кладку, и, вооружившись коломётом, уничтожает яйца, расплёскивает голубое содержимое.

– Остановись, человек!
– шипит появившаяся из зарослей саламандра, - оставь хоть одно, и я одарю!

– Одаришь?
– с сомнением спрашивает охотник. Чёрные глаза его непроницаемы, на правой щеке шрам в форме звёздочки.

– Да...

Облик саламандра меняет мгновенно: змеиная кожа сходит, будто кольчуга, вместо хвоста - стройные ноги, вместо змеиного капюшона - пламя огненно-рыжих волос. Кладка исчезает тоже - там теперь застеленное тенётой ложе, плетёный столик, на столике иглоукалыватель, заряженный двумя иглами.

– Позволь, я тебя ужалю...
– шелестит преобразившаяся в молодую женщину саламандра, отобрав и отбросив в сторону коломёт, горячо поцеловав в губы.

– Попробуй...
– от одежды он избавляется быстро, словно бы тоже сбросил кожу, присаживается на край постели, подставляет плечо.

Снадобье, заправленное в иглоукалыватель, называется "луч" - ещё одна общая деталь проксимариев, употребление обязательно. Мужчину

Лада знает хорошо: магнат по имени Золтан, больше известный как Шрам, завсегдатай. Обмениваются уколами, обмениваются поцелуями, затем "луч" начинает действовать. На миг Ладе представляется, будто оказалась в центре паутины, протянутой от верхнего купола к нижнему, от левого к правому, и по тонким нитям уже спешат пауки - голодные, очень голодные... Однако, "луч" действует и действует Шрам, хочется отдавать, отдавать, отдавать, и она отдаёт - всю себя, без остатка.

[3]

В проксимариях нет "мамочек" и тому подобных должностей, здесь за подопечными приглядывают кураторы. Они разъясняют правила, через них контракт заключается и расторгается. Лада доставлена в строгий кабинет, на красный ковёр, плачет:

– Только не выгоняйте, госпожа Роксолана, только не выгоняйте...

Костюм на хозяйке строгого кабинета тоже строгий, как и взгляд, и тон.

– Контракт будет расторгнут незамедлительно, - голос пустой, механический, - в силу найденного несоответствия.

Жизнь была сказочная: кукольный домик на троих, и сами словно бы куклы. Для Лады сказка закончилась после того, как обнаружила на подушке чешуйку. Подумала, от обличья саламандры, но нет, то была её кожа.

– Ледяной покров...
– прошептала она, впав словно бы в забытьё, - Примула...

Перед глазами встала женщина с кожей, как у змеи - чёрной, зернистой, от вида её Лада вскрикнула.

– Тише вы, - пролепетала сквозь сон Нуми, - спать хочу!..

Лада не могла не кричать, ведь, потеряв частицу кожи, вернула частицу памяти - а так нельзя, так неправильно. Захотелось забыть, затолкать обратно, вот только как? Роксолане решила не говорить, но госпожа куратор и без неё узнала, отправила на проверку. Сфера контроля долго вращалась, вынесла приговор, который проксима знала и так.

– Я не смогу одна, - упав на колени, Лада протягивает руки, - я погибну...

– Регламент знаешь, - цедит Роксолана, - из города будешь удалена. Вернуться даже не пробуй - найдём сразу же, изгоним снова.

В кабинет влетают два небольших голема-шара, слева и справа по раструбу, со звуком плевка из них вылетают тонкие сети.

– Нет!
– визжит Лада, - лучше убейте!..

– Уберите её уже, - тонкие губы госпожи куратора кривятся, - противно.

Раструбы по краям шаров сменяются клешнями, големы подхватывают кокон, несут, бывшая проксима трепыхается пойманной в сети русалкой. Кокон помещают в капсулу, капсула мчится вниз. От потрясения одно воспоминание вспыхивает за другим, складываются в картину, как кусочки мозаики. Фестиваль циркового искусства в Кипеларе, неистовое совокупление с Таем после красной "радуги", маленький зеркальный купол на окраине, яркий белый свет. Потом была такая же капсула, а за ней сфера, как бы разъявшая на части, собравшая из них уже не человека - проксиму.

"Может, всё ещё обойдётся?
– думает Лада.
– Вылечат и поместят в другой проксимарий? На любую болезнь у цвергов должно быть лекарство, на то они и цверги. Или дело в другом, в возвращающейся памяти? Почему бы тогда не стереть ещё раз? Мне она ни к чему, эта память, с корнем бы вырвала, если бы знала, как..."

Капсула останавливается, открывается, кокон занимает место на плоской спине голема, похожего на стол с механическими ногами. "Жаль, не дали попрощаться с Морпессой и Нуми, - думает Лада, несколько успокоившись, - хотя, может, и к лучшему. Вдруг, это заразно, и от близости со мной у любой проксимы покров на памяти может начать отслаиваться чешуйка за чешуйкой?" От такого предположения страх возвращается, сковывает по рукам и ногам не хуже кокона. Нет, глупости, была бы она настолько опасной, избавились бы сразу, церемониться не стали. А может, хотят изучить? Что угодно, только бы не прогнали...