Соблазн для Щелкунчика
Шрифт:
В случае, когда вина подсудимых очевидна (в этом деле, как ни прискорбно, это факт!), задача защитника проста – добиться меньшего срока. Конечно, речь не идет об условном осуждении или даже о пяти-восьми годах лишения свободы. По большому счету, пятнадцать годков – это уже успех! Так, кстати, намекал и Полич… Если хорошенько поразмыслить, то кое-какие надежды, пусть зыбкие, но появляются. Обвинение считает, что убивал только один – Перевалов. Это он, как чуткий зверь, прислушиваясь к каждому звуку, поджидал свою жертву у ворот яхт-клуба. Интересно, ожидал ли Перевалов увидеть рядом с Макаровым еще одного человека, охранника? Что это было, нелепая случайность или заранее спланированный умысел на убийство двух (а может, трех, четырех или сколько
Елизавета представила, как корежились под неумолимым огнем тела, как визжали пули, как бешеными ударами колотилось сердце у того, кто держал в руках автомат. Затем все стихло. Наступила тишина. Человек с автоматом из охотника превратился в испуганную дичь. Не пробежав и пятидесяти метров, он выбросил оружие в кусты, вложил все свои силы в рывок к поджидавшему его автомобилю. Конечно, он надеялся, что буйная прибрежная поросль скроет его от посторонних глаз. И все же его увидели, заметили оружие, запомнили одежду. Ох и далеко же Перевалову до профессионального киллера – не додумал, не предусмотрел он, что друзья Макарова не поддадутся пьяной панике, а перекроют дорогу с озера. Причем сделают это на удивление быстро!
Петренко – только пособник, это уже хорошо. Он предоставил машину и, конечно, получит меньше. Можно, пожалуй, попробовать убедить суд, что Петренко не предполагал, что его товарищ отважится на убийство двоих, ведь целью было убийство Макарова. На языке закона это называется эксцесс исполнителя. Шли на убийство одного, но красавец Альберт переборщил по части трупов, убил двоих, и, значит, ответственность за убийство охранника должен нести один. В этом случае появляется шанс еще больше снизить срок Петренко.
Елизавета, кажется, впервые осознала, что ее размышления могут принести защите ощутимые плоды. Господи, как же неуклюже выглядели ее попытки в суде найти лиц, заинтересованных в убийстве! Чего бы она добилась? Только того, что убийство признали бы заказным и, особо не церемонясь, вкатили бы Петренко и Перевалову по максимуму. А так все же дадут поменьше, а там, глядишь, возможность условно-досрочного освобождения замаячит на горизонте, а если очень повезет, могут и помиловать. Как не верти, а прав был Дьяков, не надо искать организатора.
Лиза поймала себя на мысли, что она пытается уговорить не то себя, не то кого-то еще в правильности этой позиции. Но эйфория найденного решения начала проходить. Что-то мешало ей обрести только что утраченный восторг от найденного решения. Ну конечно, во всем виноват ее подзащитный Петренко. Твердит как заведенный: «Не виноват. Ездил собирать грибы». И баста!
В неписаных правилах адвокатской этики есть положения, незыблемые как скала. Адвокат не вправе признать вину своего подзащитного, если тот отрицает свою причастность к преступлению. Лиза понимала, что это правило ставит ее в дурацкое положение попугая, вынужденного повторять за своим хозяином: «Попка – дурак, попка – дурак!» «Лизка – дура!» – подумала Дубровская, представив, какую околесицу она вынуждена будет нести в судебных прениях. Хорошо, что это еще не скоро. Не один день уйдет у суда на то, чтобы выслушать экспертов, исследовать материалы дела…
Интересно, а мог ли Перевалов использовать Петренко «вслепую»? Уговорил его поехать на озеро, назначил встречу на определенное время, совершил убийство, а потом как ни в чем не бывало встретился с ним и уехал в город?
Внутренний голос Елизаветы ехидно подначивал – ну конечно, Перевалов вез автомат, а Петренко думал, что это удочки. Перевалов просидел два часа в засаде, а Петренко, заслышав выстрелы, тут же домой засобирался. Их останавливают товарищи убитого, а Петренко не хуже Шумахера гонки устраивает. А в автомате – волосы его собаки, а в машине – перчатка со следами пороха. А… «Ну хватит, – прервала себя Елизавета, – дело ясное – двое действовали совместно, по одному плану – один стрелял, другой ждал. Увы! Но ничего нового мне не сочинить!»
Дубровская с удивлением осознала, что последнюю фразу произнесла вслух. «Разговаривать с собой – первый признак начинающейся шизофрении. Все. Пойду лучше пить чай!»
Но и это не удалось. Заварка отдавала плесенью, как это часто случалось в отсутствие няни. Скорчив недовольную мину, Лиза вылила содержимое стакана в раковину. Неприятный привкус во рту ненадолго отвлек Елизавету от мучительных размышлений. «Буду думать о чем-нибудь хорошем!» – решила она. Но мысли упорно не желали течь в приятное русло, а с завидным упорством возвращались к треклятому уголовному делу. Какие уж тут положительные эмоции! Разве что Полич… Такие мужчины, несомненно, нравятся женщинам. Уверенный в себе, надежный, никогда не оставит в беде. Стоп! Зачем все-таки придумал Полич несуществующую ссору в ресторане? Дьяков твердит одно: для того, чтобы убрать заказной характер убийства. Но ведь это значит, что Полич уверен в том, что Петренко и Перевалов были только исполнителями чужой воли. Но тогда он должен знать или с достаточной точностью предполагать, кто стоит за ними.
А может, это сам Полич? Хотя из материалов дела видно, что следствие проверяло эту версию, и вывод был категоричен – Полич здесь ни при чем. Было достоверно установлено, что он вернулся из Анталии накануне убийства. Трудно представить, чтобы «заказчик», вместо того чтобы обеспечить себе надежное алиби и оказаться как можно дальше от места преступления, буквально за день возвращается на родину, чтобы ощутить всю прелесть предстоящего триумфа.
Известно также, что накануне убийства он собрал у себя небольшую компанию, состоящую главным образом из убийц и их жен. Если следовать заданной логике, то Полич накачал их до бесчувствия, а затем дал мужикам задание – ехать с похмелья на озеро и совершить злодеяние.
Эти, и не только эти, но и другие доводы убедили следствие в том, что Полич не имеет никакого отношения к августовским событиям. Да, имелся у него «параллельный» бизнес. Естественно, имела место и здоровая конкуренция. Но чтобы поручить убийство Макарова тем, кто входил в «ближний» круг подозреваемых, своим подчиненным, надо быть законченным идиотом. Возможно, Полич не так прозрачен и знает заказчика. Но маловероятно, что он захочет посвятить суд в свои тайны.
Перебрав в уме все то, что раздобыло следствие, Лиза вздохнула. Мимо! Милейший во всех отношениях Полич не мог сделать «заказ». Она пришла к тому, от чего ушла. Не существует заказного характера убийства, но и личный мотив – это выдумка. Или… Все! Хватит! А то и впрямь – пора к психиатру.
Утро вовсю звенело птичьими голосами, трамвайными трелями, шорохом шин на умытом после ночного дождя проспекте. Народ торопился на службу, а Елизавета, посматривая с высоты третьего этажа на утреннюю суету большого города, радовалась тому, что ей нет необходимости мчаться ни свет ни заря в какую-нибудь контору, фирму или на предприятие. Раньше десяти часов дела в областном суде не назначались. Поэтому Лизе удавалось выполнять рекомендации тех ученых, которые заявляли, что проснувшийся до девяти часов утра человек и не человек вовсе, а жалкая развалина, обреченная на жалкое существование. Что до нее, то она была всегда любительница поспать, но сегодня какое-то дурацкое предчувствие, не то волнение, не то ожидание перемен, подкинуло ее на кровати где-то в половине восьмого. Разумных оснований ни для творческого подъема, ни для радостного возбуждения не было и в помине. Сегодня ей предстоял длинный и до крайности утомительный день. В суде должны были допрашивать эксперта и еще, кажется, криминалиста. Обилие специальных терминов, нудная сухая информация – этого уже достаточно, чтобы испытать приступ зевоты. Но поглядите на нее: свежа как огурец с грядки, полна сил не хуже молодого щенка на зеленой травке.