Соблазн в шелках

Янг Андреа

Клодия стояла там, словно блюдо, поданное на стол и украшенное сверху веточкой петрушки – готовенькая, горяченькая, – предлагая себя. И Гай подумал: «Пропади все пропадом! Почему бы мне не доставить ей незабываемое удовольствие, чтобы хоть немного скрасить ее серенькую жизнь?» И поцеловал ее, а ей понравилось, поэтому он поцеловал еще разок. И, поскольку ничто человеческое ему не чуждо, подумал: «А не попробовать ли? Чем черт не шутит!»

Надо отдать ему должное, Гай сделал все деликатно. Всего лишь нежное прикосновение, как будто говорившее: «Если

хочешь, можно продолжить…»

При одном воспоминании об этом у Клодии снова что-то шевельнулось и оборвалось внутри. Что за несносный орган выдает такую реакцию? Почему о нем ничего не сказано в учебниках по биологии для приготовительного класса школы? Даже Старый Иммак давала такое объяснение: «Это орган вожделения, о котором хорошим девочкам не следует ничего знать да замужества. Откройте, пожалуйста, учебники на странице шестьдесят четыре и посмотрите на рисунок, на котором изображена человеческая почка…»

Было еще рано, но организм Клодии все еще жил по времени Соединенного Королевства, и она почти сразу заснула. Проснулась она после полуночи в холодном поту.

О Боже, как хорошо, что это всего лишь сон. Кошмар во сне после только что пережитого кошмара наяву – это уж слитком! Но видимо, даже этого было недостаточно, потому что в памяти начал снова проигрываться весь эпизод, а Клодия как будто забыла, на какую кнопку следует нажать, чтобы, остановить пленку…

…Одетая так, как она обычно одевалась вечером, Клодия была на пляже с Гаем, но все происходило средь бела дня, и вокруг было множество народа.

Гамильтон стоял в нескольких футах от нее в темном костюме, который был на нем в тот памятный вечер во французском ресторане, и от взгляда глаз цвета холодного северного моря у нее по спине пробегали мурашки. Гай сказал повелительным тонем:

– Сними блузку, Клодия. Для того, чтобы я смог проделать всякие грешные манипуляции с твоими соблазнительными прелестями, ты должна снять блузку.

– Не могу, – прошептала она. – Люди смотрят!

– Не лги мне, я знаю, что тебе этого хочется. Я принадлежу к числу тех мужчин, которые это знают.

Ее пальцы стали медленно расстегивать пуговицы блузки.

В нескольких метрах от них стояла Аннушка и говорила с торжествующим видом:

– Вот видите! Я же говорила, что она в него влюблена! – На песке у ног Аннушки растянулся Адам с банкой пива в руке. Он улыбался.

– Если ты думаешь, что красотка холодна как лед, приятель, подожди, пока не почувствуешь ее зад под своей рукой, тогда ты убедишься, что ошибался.

Этот несносный любовный роман заслуживает того, чтобы его выбросили в мусорную корзинку!

Не в состоянии заснуть, Клодия лежала, перебирая в памяти события вечера.

Ты во всем винишь его, а как насчет собственного поведения? Ты ни за что не приехала бы сюда, если бы не влюбилась в него как ненормальная. А теперь тебе хочется, чтобы его дочь оказалась за тысячу миль отсюда, чтобы ты могла с чистой совестью любить его. Если бы не она, ты бы вообще здесь не оказалась. Если бы не она, ты бы даже никогда не встретила его. Ты лицемерная корова, и если тебе сейчас плохо, то так тебе и надо.

В 7.30 утра, когда Клодия только что вышла из-под душа, в дверь резко постучали.

– Кто там? – крикнула она, запахивая махровый халат.

– Гай.

Помогите!

– Я не одета!

– Так накиньте на себя что-нибудь. – В его напряженном голосе чувствовалось нетерпение.

Клодия обернула влажные волосы полотенцем, затянула пояс халата и взглянула на себя в зеркало. По лицу было заметно, что она плохо спала.

Держи себя в руках, Клодия. Будь сдержанной, вежливой и холодной, как тебе следовало бы быть вчера вечером, если бы у тебя была хоть капля здравого смысла.

На Гамильтоне были серые шорты, белая спортивная майка, на ногах – кроссовки. Майка взмокла от пота, волосы растрепались, лицо раскраснелось от физических упражнений.

– Нет никакой необходимости напускать на себя такой чопорный вид, – сказал Гай, взглянув на ее физиономию. – Я не собираюсь входить. Я зашел, чтобы предупредить, что уезжаю через полчаса, – продолжал он ледяным тоном. – Сегодня мне предстоит довольно дальняя поездка на разработки, так что вернусь не раньше десяти часов вечера.

Ну что ж, слава Богу.

Едва ли будет приятно сидеть сегодня напротив него за столом в ресторане.

– Понятно, – холодно произнесла Клодия. – Вы увидитесь с Аннушкой перед отъездом?

– Разумеется. Что бы вы обо мне ни думали, но я не пренебрегаю умышленно своей дочерью. – Гамильтон помедлил. – Вас, возможно, обрадует, что я решил последовать вашему мудрому совету. В пятницу я намерен взять ее в поездку, чтобы посмотреть страну.

От тона, каким это было сказано, Клодия едва сдержалась.

– Нет необходимости говорить об этом с таким сарказмом. Я уверена, что ей это понравится.

На его губах появилась сардоническая усмешка.

– Почему бы вам не поехать с нами? Вы могли бы сами убедиться.

– Неужели вы ожидаете, что поездка может понравиться ей, если сами к этому так относитесь?

– Я вовсе не отношусь к этому как-то по-особенному, просто у меня есть опыт, причем значительно больший, чем у вас, хотя вы вчера и давали мне благочестивые советы.

Ситуация грозила превратиться в еще один кошмар. Очевидно, вчера, сама того не подозревая, Клодия посыпала соль на открытую рану.

Уже уходя, Гай заговорил снова:

– Для вашего сведения, то, что произошло на пляже вчера вечером, не было прелюдией к гимнастическим упражнениям в горизонтальном положении. У меня больше чем нужно возможностей потратить избыток энергии. Мне нужен хороший сон. А если потребуется дать телу нагрузку до пота… – он опустил глаза на свою взмокшую майку, – то, как видите, есть и более простые методы. Увидимся завтра.

Его слова прозвучали так, словно он наотмашь ударил ее по лицу.

– Желаю удачи, – сказала Клодия сквозь зубы и закрыла дверь.