Соблазненная подлецом
Шрифт:
Эйврил уставилась на дверь, закрывшуюся за ним, и вспомнила слова, которые произносили моряки на борту «Королевы Бенгалии». Как было бы здорово разразиться сейчас потоком брани.
Кастрировать, выпотрошить и облить кипящей смолой некоего джентльмена. Тогда бы она испытала подобие удовлетворения. На секунду она представила все это. Затем ощутила потребность что-то сделать, раз уж подвергнуть пыткам Люка невозможно. Она скинула с себя кожаный жилет, засучила рукава и отправилась на поиски мыла. Жаль, нет крахмала под рукой, иначе она
Она начала разбирать одежду, бормоча слова мести. Вещи были не сильно грязные. Капитан явно привередлив по отношению к своему белью. Она чувствовала его запах, он взволновал ее. Интересно, нормально ли быть настолько поглощенной мужчиной, что один вид его рубашки заставляет думать о его теле?
Эйврил отыскивала пятна, оттирала их мылом и бросала одежду в горячую воду. Как долго вещи должны мокнуть в ней? Она жалела, что не обращала должного внимания на индийских женщин, которые стирали белье в реках и всегда отстирывали безупречно, даже в мутной воде.
Она застирывала манжеты на одной из рубашек, но вдруг остановила себя. Невероятно, она окружает своего врага такой заботой?! Нет уж, пусть сам занимается стиркой своего белья и чего только ему вздумается! Однако она вспомнила, что одета в его же рубашку, и, по его словам, последнюю из чистых. Значит, если она не справится со стиркой, то одно Небо знает, когда получит сменную одежду.
Ее пальцы покрылись морщинами, как в тот день, когда море вынесло ее к берегу, и два пальца были стерты до мозолей, но одежду она все-таки выстирала. Отжать ее оказалось Эйврил не под силу, поэтому, выплеснув горячую воду возле дома и, заполнив ведра мокрой одеждой, она поплелась вверх по склону к костру.
Ведра были тяжелыми, и она едва дышала, опуская их на землю.
— Может ли кто-нибудь, у кого чистые руки, помочь мне?
Люка нигде не было видно, и она оказалась у костра лицом к лицу с восемью мужчинами с Докинсом во главе.
— Да, дорогуша, я тебе помогу, — протянул он, поднимаясь на ноги.
— Полегче, Гарри. — Поттс поднял глаза от наполовину разделанного кролика. — Это женщина капитана, и нам придется дальше обходиться без тебя, если он взбесится. Он тяжел на руку, когда не в духе, и просто пристрелит тебя, а у нас прибавится работы.
Кок подмигнул Эйврил, которая уже измерила глазами расстояние до его кухонного ножа, стараясь не впадать панику.
— Кроме того, дама любит мою стряпню.
Сказав это, он поднял вверх нож со смертельно острым лезвием и принялся внимательно его рассматривать.
— Да я же шучу, Поттс.
Докинс уселся обратно, его карие глаза неотрывно смотрели на нож. Кок воткнул его в землю рядом с собой и вернулся к своему занятию, снимая шкуру с кролика. Общее напряжение спало, и Эйврил облегченно вздохнула.
— Я все отожму, мэм. — Высокий человек с повязкой на глазу поднялся на ноги. — Я — Заплатка Том, мэм, и руки у меня чистые. —
— Я развешу все на вон тех кустах.
Эйврил успокоила замершее было дыхание и указала на середину склона холма.
— Не там, — заметил Поттс, — а то они вас увидят.
— Кто увидит?
— С любого корабля будет видно. Или с Треско. Развесьте их вон там.
И он махнул в сторону тонких кустов, неподалеку от костра.
Она начала понимать, что Поттс не лишен ума или же очень ответственный, в отличие от остальных. Возможно, прежде он был флотским старшиной.
— Почему вы не хотите, чтобы кто-то знал, что вы здесь? — спросила Эйврил у Тома, когда тот выжимал рубашки, стараясь так, что вода с них текла ручьями.
— А капитан разве не сказал?
Он бросил выжатую рубашку в ведро и взялся за другую.
— У нас не было времени для разговора… — ответила она и покраснела, когда вся команда расхохоталась.
— Почему бы вам не поделиться этой шуткой со мной?
Люк вышел из-за полуразрушенной стены древних жилищ. Он зацепил свой плащ одним пальцем, и тот висел за его спиной, воротник рубашки был открыт, шейный платок ослаблен, весь его вид говорил о том, что он просто вернулся со спокойной прогулки по острову. Эйврил подозревала, что он стоял за стеной с тех самых пор, как она подошла к костру, желая посмотреть, что случится, и узнать настрой своей команды.
— Я сказала, что у нас не было времени для разговора, — пробормотала она и направилась к кустам с ведрами, полными выжатого белья.
Любой джентльмен тотчас взял бы из ее рук тяжелые ведра, но Люк позволил ей пройти мимо.
— И до сих пор нет, — бросил он ей в спину, когда она развешивала одежду на колючем можжевельнике, встряхивая каждую вещь с сильным хлопком. — Мы поговорим за ужином.
— Расскажешь ей все, Французик? — поинтересовался Докинс, и тотчас воцарилась полная тишина.
Французик? Эйврил обернулась. Он француз? И эти люди совершили… Что? Они не только дезертиры — они перебежчики и предатели.
— Называй меня капитаном, Докинс, — посоветовал Люк, и она увидела пистолет в его руке. — Или в следующий раз я отстрелю тебе твое дрянное ухо. Это не помешает тебе грести, но послужит уроком на всю жизнь. Comprends tu? [1]
Матрос не воспринял угрозу всерьез, однако Эйврил поняла ее глубину. И ее французский достаточно хорош, чтобы распознать в этих двух словах не чистое, тщательное изученное произношение, которым владела она сама, а диалект. Этот человек, без сомнения, истинный француз.
1
Ты понял? (фр.) (Здесь и далее примеч. ред.)