Соблазненная подлецом
Шрифт:
Луиза де ля Фале увидела его через зал и сделала легкое движение веером. Он поклонился и пошел дальше. Она прекрасна и умна, насколько он мог судить, когда каждый ее шаг совершался под наблюдением матери. Он должен был желать ее, но не чувствовал желания вовсе. Он желал только одну женщину, и она была недоступна.
Эйврил — англичанка. Его отец женился на англичанке, и их сын не знал до сих пор, какой стране принадлежит. Когда пришло время принимать решение, у него не хватило сил остаться во Франции с отцом. Тот факт, что он тогда был мальчиком, не имел никакого значения. Останься
Но он сделал свой выбор, остался жить и сейчас принял решение — он не заставит своего сына пройти через подобное. У него были земли, и он обязан восстановить свои права на них, чтобы передать по наследству сыну, который по меньшей мере будет на три четверти французом. Эйврил недоступна. Случился бы серьезный скандал, оставь она Брэдона. Этот человек не из тех, кто спокойно перенесет потерю такого приданого. Она опасна для Люка, как наркотик. И он не вправе подвергать ее репутацию такому удару. Брэдон принял ее, она приняла Брэдона таким, каков он есть. Только мерзавец захотел бы соблазнить ее сейчас.
Брэдон беседовал с очень привлекательной брюнеткой. Люк почувствовал неприязнь. Этот человек ощетинился, будто защищая свою собственность, когда увидел Эйврил с другим мужчиной, но не попытался ничего изменить, кроме того, что формально взял ее за руку. Его глаза смотрят на нее, не выражая ничего, кроме прохладной оценки. Казалось, ему даже не нравилось ее лицо.
Люк остановился, затем повернул обратно, извинившись перед офицером, которого едва не сбил с ног своим внезапным движением. Он прошел мимо лакея с подносом и взял два бокала. Эйврил все еще сидела в забавной маленькой палатке, где он оставил ее, со спокойным лицом, чинно сложив руки на коленях, с опустевшим взглядом. Она увидела, как его тень коснулась ее ног, и слегка побледнела, но не сделала ни одного движения, чтобы бросить в него букетом лилий, как грозилась недавно.
— Возьмите. — Он дал ей в руки бокал и одним глотком осушил свой. — Он занимался с вами любовью?
Он знал, что говорит как ревнивый дурак. Его это не заботило.
— Брэдон? — Эйврил посмотрела на бокал, будто никогда не видела подобной вещи. — Нет.
— Неужели он не целовал вас? Не ласкал?
— Нет. Он единственный раз поцеловал мою руку. Он не проявляет никакой привязанности ко мне, никакого желания. Почему вы спрашиваете? — Она сделала глоток. — Какое вам дело до моего жениха? Пожалуйста, не говорите, что завидуете тому, что он имеет право делать это.
— Я спас вас на том берегу, затем сделал то, что могло бы погубить вас. Я…
— Ах, так теперь вы собираетесь сказать еще раз, что чувствуете за меня ответственность? — Эйврил шумно вскочила и безрассудно отбросила бокал. Она стояла лицом к лицу с ним, сердито глядя снизу вверх. — Ну это не так. Пусть я и была невинна, но не без сознания и сама несу ответственность за содеянное. И если вы думаете, что я должна вас благодарить…
— Я думаю, вам не хватает роста, чтобы сейчас поцеловать меня.
Люк не обращал внимания на музыку, голоса, смех за спиной и игнорировал ее гнев. Все, что он мог видеть, — ее лицо, все, что мог чувствовать, — сладкий аромат ее кожи, все, что
— Нет. — Эйврил отступила от него, и боль в ее глазах остановила его так же внезапно, как если бы она захлопнула дверь перед его носом. — Нет, я не могу вынести этого. Для меня это мучение. Я не одна из ваших опытных матрон или упрямых дочерей аристократов. Я — дочь торговца, и меня не обучали этим играм. Я была воспитана в умении держать свое слово и уважать честь будущего мужа.
— Эйврил, мне жаль.
Он вырезал бы свое сердце и положил к ее ногам, если бы это помогло. И это не причинило бы ему большей боли, чем та, которую он сейчас испытывал.
— О, я не виню вас, — сказала она с горечью. — Вы флиртовали и занимались любовью инстинктивно, как гонится за кроликом собака. И если бы я не была так слаба, то у Брэдона не было бы причин для подозрений, но, по крайней мере, я хочу иметь чистую совесть и не хочу бороться с соблазном отдаться вам. — Она всхлипнула, и в его сердце словно вонзился нож. — И я не знала бы, что такое заниматься любовью. Только он научил бы меня этому.
Потрясенный, Люк потянулся к ней всем телом.
Она сжала руки:
— Уходите. Если только я дорога вам, хотя бы насколько-то, уходите и оставьте меня в покое.
Преисподняя. Что он наделал? Она права, она действительно не знает, как бороться с подобными ему, он не знал, как бороться с ней. Разве что в своей постели. Она подняла подбородок, и Люк видел, каких усилий ей стоило противостоять ему сейчас. Его буйный нрав, по неведомой причине угасший в последнее время, запылал вновь. Он хотел ударить кого-нибудь, выместить боль, которая терзала его изнутри.
— Да, я уйду. Вы правы, мисс Хейдон, мне не следует играть с той, кто не понимает правил игры. — Он поднял руки в знак капитуляции. — Ваша добродетель победила меня.
Он знал, что его голос звучит неприятно, зло, саркастично. Он ожидал ее гнева в ответ на свои слова и приготовился увидеть слезы. Но она сделала то, чего нельзя было ожидать от благовоспитанной мисс Хейдон: как и угрожала, швырнула ему в голову вазу с лилиями.
Люк поймал вазу, прежде чем она достигла цели, но вода и лилии вылетели, запятнав его безупречный вечерний костюм. Эйврил ахнула, отвернулась и выскользнула через откидной клапан в задней стене палатки, оставив его стряхивать с себя воду подобно мокрой собаке. Пыльца лилий окрасила его рубашку, когда он попробовал избавиться от лепестков, вода стекала по его носу на пол.
Кто-то вошел в палатку.
— Ах вот вы где! — Это мадемуазель де ля Фале. — Следующий танец наш, monsieur.
Он повернулся, и она воззрилась на него, приоткрыв рот:
— Mon Dieu! Что произошло?
— Я оказался крайне неуклюжим, — сказал он. — Споткнулся. Очевидно, я не могу остаться на балу. Прошу меня извинить. Сожалею, что должен отказаться от нашего танца.
— Сожалею и я, но что же делать. — Она пожала плечами с печальным шармом. — Я должна отыскать джентльмена в сухой одежде. До свидания.