Соблазненные луной
Шрифт:
– Пусти, Гачен, мне больно.
Он выпустил мою руку медленно, нехотя.
Я села прямее, глубоко и часто дыша, выкарабкиваясь из остатков магии.
– Правда очень больно было.
– Ты просто не любишь электричества, – сказал Рис.
– Очень даже люблю – в лампах, в компьютере, только не у меня на коже, пожалуйста.
– Фу, какая ты скучная.
Я сердито на него посмотрела, но тут же повернулась к Галену, стоявшему возле меня с расстроенным видом. Вид легко объяснялся тем, что кольцо не подействовало на него так, как на
– А ты? – осторожно спросила я. – Ты тоже электричество любишь?
Он несколько растерялся, но ответил:
– Никогда им не пользовался, кроме как в бытовых приборах.
– Тебе понравились ощущения от кольца?
– Да.
Я сделала мысленную пометку. Пусть мне самой не нравится электрический ток как элемент сексуальной игры, но если кому-то из мужчин нравится – можно над этим подумать. Вполне могу подключать к ним электродики, на здоровье, только бы мне самой не приходилось это испытывать, разве что силу разряда проверить. Никогда не цепляй к другому устройство, которое не проверил на себе, – правило такое. Пусть сам ты им пользоваться потом не будешь, но знать, что чувствует тот, кого ты к нему подключаешь, – необходимо.
– Похоже, сила кольца выросла во всех отношениях, – заметил Дойл.
Я кивнула.
– Не помню, чтобы оно раньше выбрасывало столько энергии.
– Но оно не подействовало на нас так, как на Холода и Риса, – сказал Гален так же уныло, как выглядел. Что бы ни чувствовал Гален, это всегда было видно. Просто написано было – в глазах, на лице. Хотя время от времени ему уже удавалось скрывать свои чувства. Мне было и радостно это видеть, и горько сознавать необходимость такой скрытности. Слишком опасно держать при себе Галена, когда у него по глазам можно все мысли прочитать. Ему необходимо было научиться контролировать проявление эмоций, но наблюдала я этот процесс без удовольствия. Мы словно отнимали у Галена часть того беззаботного веселья, которое и делало его Галеном.
Я тронула его за подбородок левой рукой, без кольца. Королева всегда носила кольцо на левой руке, и я поначалу тоже по привычке надела его на левую руку – но выяснила, что кольцу больше нравится на правой. Так что на правой оно и будет. Я не спорю с магическими артефактами, если без этого можно обойтись.
Я приложила ладонь к щеке Галена, и он глянул на меня грустными зелеными глазами.
– И Рис, и Холод обрели божественность. Наверное, поэтому с ними было сильнее.
– Очень хотел бы поспорить, – сказал Рис, – но не могу. Думаю, Мерри права.
– Ты точно так думаешь? – спросил Гален, совсем как ребенок, который верит, что все сказанное вслух – правда.
Я погладила его по щеке, от теплой мягкости висков до закругления подбородка.
– Не просто думаю, Гален, уверена.
– И я уверен, – сказал Дойл. – Так что если Мерри не будет задерживать руку в руках стражей, особых проблем не возникнет. При Неблагом Дворе все знают, что кольцо
– Оно прибавляло в силе еще до возвращения чаши, – напомнила я.
Дойл кивнул.
– Потому мы и положили его в ящик, чтобы не мешало заниматься любовью.
Рис состроил обиженную гримасу:
– А мне так это нравилось!
Не убирая руки со щеки Галена, я повернулась к Рису:
– Хочешь, я тебя привяжу и повожу электродами по коже?
Рис дернулся, будто я его ударила. Одна эта мысль заставила его вздрогнуть всем телом. И мне сразу захотелось воплотить ее в жизнь. Захотелось доставить ему это удовольствие.
– Это было "да", тут не ошибешься, – сказала я.
– О да, – выдохнул он.
Гален уже хихикал. Рис нахмурился:
– Что такого смешного, ты, зелень?
Гален залился смехом так, что не сразу сумел выговорить:
– Ты же бог смерти...
– Ну так что? – спросил Рис.
Гален уселся на пол в узком проходе, поджав колени, но все же повернулся к Рису:
– Я представил, как тебя подключают к розетке, словно чудовище Франкенштейна.
Рис попытался рассердиться, но не смог. Он улыбнулся уголками губ, потом улыбка стала шире, еще шире – и он рассмеялся вместе с Галеном.
– А что это за чудовище Франкенштейна? – спросил Холод.
Тут они залились еще сильнее, заразив всех, кто знал, в чем фишка. Серьезными остались только Дойл с Холодом. Все остальные за время жизни в Калифорнии успели приобщиться к радостям телевидения. Даже Китто смеялся под своим пледом в хвосте салона. Не знаю, то ли шутка и правда была хороша, то ли пришлась кстати, а может, просто надо было разрядить напряжение. Скорее последнее, потому что, когда пилот объявил, что через пятнадцать минут мы приземляемся, она вдруг перестала казаться такой смешной.
Глава 20
Полчаса спустя шутка не смешила вовсе. Впрочем, когда перед тобой маячит пресс-конференция с вопросами, на которые нельзя ответить правду, – мало что может рассмешить по-настоящему.
На летном поле нас взяли в кольцо полицейские города Сент-Луис – в количестве, которого мне раньше видеть не приходилось. Кольцо стражей вокруг меня, кольцо полицейских вокруг стражей... Я себе казалась крохотным цветочком за огромным забором. В другой раз надену каблуки повыше.
Мы вошли в зал для встречающих частные рейсы и соединились с еще одной группой стражей. Я из новеньких хорошо знала только Баринтуса. Заметила его, когда полицейские на секунду расступились: он мелькнул между черной спиной Дойла и коричнево-кожаной Галена. Холод шел за мной следом, в подметавшей пол шубе из серебристых лис. Я ему намекнула, что ради этой шубы погибло слишком много зверей, но он ответил, что носит ее лет пятьдесят, а тогда на владельцев меховых пальто так косо не смотрели. А еще он потрогал мой длинный кожаный плащ и заметил: