Соблазны французского двора
Шрифт:
– Молодая фройляйн не боится дождя? Кажется, сейчас мы все изрядно промокнем.
– Ничего, – засмеялась в ответ Мария, – мое платье сильно запылилось в пути, не мешает его простирать.
Не бог весть какая острота, однако лодочник зашелся смехом и даже слегка сбился с курса: одна из волн захлестнула посудину, женщины завизжали пуще прежнего, молодые люди принялись громко призывать господа, но, по счастью, берег был уже близко, и через четверть часа лодка причалила к Тунской пристани.
Пассажирки бросились вон из лодки,
Влажные доски пристани темно поблескивали в лучах солнца.
Мария огляделась, с досадою отметив, что и здесь привлекает к себе общее недоброжелательное внимание. Скорее бы найти пастора с корзиной! Надо думать, там, кроме документов, отыщется немного денег, которыми императорский курьер ссудит ее, чтобы она могла купить себе другую одежду, а также поможет вернуться в Париж. Наверное, в Берн есть и другая дорога, в обход озера.
Однако уже полдень. Где же пастор? Мария присела на камень, пристально разглядывала трех местных жителей и сидевшую поодаль старую монахиню – ее лица было не различить под капюшоном, – которые флегматично ожидали, когда лодочник приготовится к обратному пути. Лазурное озеро являло собою картину такого спокойствия, что Марии стало завидно: плыть среди такой красоты… не повезло ей!
Но тут же вновь одолело беспокойство. Где же пастор? Где его корзина?
Может, он переоделся? Мало ли, вынужден был по какой-то причине изменить облик и теперь безуспешно высматривает мужчину в трауре, чтобы подойти к нему и открыться… Он и внимания не обратит на оборванку в черных лохмотьях. Мария узнала бы его по корзине, да здесь все пассажиры с корзинами – все, кроме старой монахини. А вот еще какой-то человек идет – молодой, розовощекий и голубоглазый – и тоже с корзиной!
Мария взглянула на пришедшего почти с ненавистью – и сердце ее глухо застучало где-то в горле.
Это был не поселянин, не пастух! Это был приснопамятный Егорушка Комаровский. Императорский курьер!
Облегчение, овладевшее Марией, было таково, что она лишилась всяких сил и почти в обмороке поникла на своем камне. Она была истинно счастлива сейчас: Егорушка всегда, пусть и отдаленно, напоминал ей любимого брата Алексея; к тому же он был русский, он покинул Россию не более десяти дней назад, от него веяло еще запахом русского ветра, раздольных полей, синей речной глади… Надо непременно ухитриться поговорить с Егорушкою, расспросить, как там, дома!
Марию не заботило, как привлечь внимание Комаровского: ее нелепую фигуру нельзя не заметить.
Голубые глаза императорского курьера скользнули по ней с пустым любопытством, но тотчас взглянули пристальнее… и такое детское изумление изобразилось в возмужалых чертах его, что Мария не сдержала радостного смеха.
Она вскочила, сквозь невольные слезы глядя в повлажневшие глаза своего былого обожателя. Но тут улыбка сошла с лица Егорушки, и он с тревогой глянул по сторонам: трое поселян, ожидавших отправления лодки, приближались
С усмешкой окинув взглядом Марию, он обронил:
– Вы, кажется, хотели платье постирать, молодая фройляйн? Сейчас мы вам поможем, – и резко взмахнул рукой: – Бросьте ее в воду! А его – держите покрепче!
В ту же секунду он сам и еще один человек набросились на Комаровского, а двое других схватили Марию, подняли как перышко и швырнули в озеро.
Опускаясь на дно, она успела подумать: «Ну и дура! Зачем им бегать за мной по горам? Они и так знали, что я должна появиться на пристани!»
Да уж, рановато возомнила Мария, что удача на ее стороне! Можно было додуматься, что Эрлах и Джордж от своей затеи не откажутся: ведь иначе их ждала смерть. А теперь смерть ждет ее, Марию…
Ноги коснулись каменистого дна, и оцепенение враз ушло. Мария ринулась к поверхности. Юбка, поднявшись вверх, затрудняла движения рук. Но вот наконец-то!
Со стоном вырвалась Мария из воды, всхлипнув, вдохнула воздух, отбросила с глаз мокрые волосы – и снова, как там, возле конторы дилижансов в Париже, картина мира замедлила свое движение перед ее взором, словно для того, чтобы Мария смогла разглядеть оцепеневшую старуху в черном, Комаровского с заломленными руками и окровавленным лицом, лодочника, крепко прижавшего к груди заветную корзину, трех его сообщников… и всадника, вылетевшего на пристань.
Управляя конем лишь с помощью колен, он выстрелил из двух пистолетов разом – и двое нападавших тотчас упали. Отбросив бесполезное оружие, всадник выхватил шпагу и пронзил того из противников, который все еще держал Комаровского, а потом, заворотив коня, направил его на лодочника – и конские копыта опустились на голову злодея. Всадник же успел еще выхватить из рук лодочника корзину, прежде чем тот рухнул с проломленной головой. И все это, чудилось, произошло в одно мгновение.
Тяжелая, мокрая юбка потянула вниз, Мария едва не захлебнулась, но снова вырвалась на поверхность – как раз вовремя, чтобы увидеть, как всадник выхватил из корзины сургучный пакет, отшвырнул ненужную плетенку и, крикнув по-русски: «Помоги ей, граф!» – бешеным аллюром погнал коня прочь, успев лишь раз оглянуться и метнуть в Марию такой знакомый, такой синий, такой надменный взгляд…
Итак, он все же и тут поспел вовремя, этот неистовый Корф!
25. Сокровище былых времен
Все, разумеется, объяснилось очень просто. За отправкой злополучного «человека в трауре» следила не только Мария. Переодетый Корф и сам был в конторе дилижансов, наблюдая не только за своим посыльным, но и – с изумлением – за переодетой женой. Однако, когда курьера ударили ножом, барон был слишком занят преследованием убийцы, и лишь после того, как дома он выслушал испуганные причитания Глашеньки, мол, баронесса исчезла, не надев ни одно из своих платьев! – он смог связать концы с концами.