Собор Парижской Богоматери (сборник)
Шрифт:
Феб исполнил ее желание, заметив с самодовольной улыбкой:
– Какое ты еще дитя! А кстати, моя прелесть, видела ты меня в парадной форме?
– К сожалению, нет, – вздохнула она. – Вот это действительно красиво!
Феб снова уселся рядом с молодой девушкой, но гораздо ближе, чем прежде.
– Послушай, моя радость…
Цыганка несколько раз слегка хлопнула его по губам своей прелестной ручкой, ребяческим жестом, полным очаровательной грации:
– Нет, нет, не хочу слушать! Любите меня? Скажите, если любите.
– Люблю
Капитан столько раз повторял эти слова в подобных случаях, что и теперь выговорил их одним духом, ни разу не запнувшись. При таком страстном объяснении цыганка подняла к грязному потолку, заменявшему небо, взор, полный неземного блаженства.
– Ах, – прошептала она, – как бы я желала сейчас умереть!
Феб же нашел, что сейчас самый удобный случай сорвать еще один поцелуй, чем опять доставил бесконечные муки несчастному архидьякону.
– Умереть! – воскликнул влюбленный капитан. – Да что ты говоришь, мой ангел! Жить нужно, жить, клянусь Юпитером! Как можно думать о смерти теперь, когда нас ждет столько наслаждений? Черт побери, я на это не согласен! Послушай, дорогая моя Симиляр… Эсмепарда. Извини, пожалуйста! У тебя такое нехристианское имя, что я никак не могу его запомнить. Каждый раз язык заплетается.
– Ах, боже мой, – проговорила бедная девушка, – а мне казалось, что оно тем и хорошо, что оно такое необыкновенное! Но если оно вам не нравится, зовите меня как хотите.
– Ну, полно, милочка, не стоит огорчаться из-за таких пустяков. К твоему имени стоит только привыкнуть, вот и все. Я выучу его наизусть и тогда уже не буду сбиваться. Послушай же, моя прелестная Семиляр, я тебя обожаю! Я люблю тебя так страстно, что даже сам удивляюсь. И я знаю одну особу, которая готова лопнуть от зависти.
– Кто это? – перебила его ревниво молодая девушка.
– Что нам за дело! – возразил Феб. – Любишь ты меня?
– Ах!.. – прошептала она.
– Ну… и больше нам ничего и не нужно. Я тебя тоже очень люблю, ты увидишь. И пусть Нептун проколет меня своим трезубцем, если я не сделаю тебя счастливейшей женщиной в мире. Мы найдем где-нибудь маленькую уютную комнатку, я буду водить своих стрелков у тебя под окнами. Все они конные, и стрелки капитана Миньона против них никуда не годятся. Я поведу тебя на парад в Рюлли. Это, я тебе скажу, великолепное зрелище! Восемьдесят тысяч человек вооруженных, тридцать тысяч белых попон и камзолов. Тут же значки всех шестидесяти семи цехов, знамена парламента, счетной палаты, казначейства, монетного двора, одним словом – вся чертова свита! Я покажу тебе королевских львов – это дикие звери. Все женщины очень любят такие вещи.
Тем временем молодая девушка, погруженная в свои радужные мысли, мечтала под звуки его голоса, не вслушиваясь в то, что он говорил.
– Ах,
– Что вы делаете? – испуганно воскликнула она, очнувшись от своей задумчивости при переходе капитана от слов к делу.
– Ничего, – отвечал Феб. – Я только хотел сказать, что тебе придется расстаться с этим уличным нарядом, когда ты будешь со мной.
– Когда я буду с тобой, мой Феб! – повторила нежно молодая девушка.
И снова замолкла, погрузившись в задумчивость.
Капитан, ободренный такой покорностью, обнял ее за талию и не встретил сопротивления. Тогда он принялся осторожно расшнуровывать ее корсаж и при этом настолько спустил ее косынку, что задыхающийся архидьякон увидал обнажившееся под легкой кисеей прелестное смуглое плечико цыганки, напоминавшее собой луну, показавшуюся в тумане горизонта.
Молодая девушка не останавливала Феба и, кажется, даже не замечала, что он делает. Глаза предприимчивого капитана разгорались.
– Феб, – вдруг обратилась к нему молодая девушка с выражением бесконечной любви, – научи меня своей вере.
– Своей вере?! – воскликнул капитан, расхохотавшись. – Научить тебя своей вере? Черт возьми! Да на что тебе моя вера?
– Чтобы нам можно было повенчаться, – отвечала она.
На лице капитана отразилось сразу удивление, насмешка, беспечность и сладострастие.
– Ну, вот еще! – воскликнул он. – Какая тут женитьба!
Цыганка побледнела и печально опустила голову.
– Прелесть моя, – нежно продолжал капитан, – выкинь ты из головы эти глупости. Велика важность – женитьба! Точно мы будем меньше любить друг друга, если священник не побормочет над нами по-латыни.
И, говоря так, он постарался вложить в голос всю нежность, на какую был способен, а сам наклонялся все ближе к цыганке и с разгоревшимися глазами крепко обнял ее стройную, гибкую талию.
По всему видно было, что для капитана Феба наступает одна из тех минут, когда даже сам Юпитер делал такие глупости, что Гомеру приходилось призывать себе на помощь облако.
Достопочтенный Клод видел все. В двери чулана, сколоченного из гнилых досок, были такие широкие щели, что сквозь них свободно проникал взгляд архидьякона, напоминавший взгляд хищной птицы. Смуглый и широкоплечий священник, обреченный до сих пор на строгое монастырское целомудрие, теперь дрожал и не помнил себя от этой ночной сцены, полной любви и сладострастия. Вид полуобнаженной молодой красивой девушки в страстных объятиях капитана разогрел его кровь так, словно в его жилах текло расплавленное олово. С чувством бесконечной ревности следил он за каждой отколотой булавкой. Тому, кто увидел бы в эту минуту лицо несчастного, приникшего к гнилым доскам, показалось бы, что он видит перед собой тигра, смотрящего из клетки, как шакал терзает газель. Зрачки его сверкали, как угли, сквозь щели в двери.