Собор Святой Марии
Шрифт:
Грау Пуйг не застал этих событий. Его звезда взошла со смертью Хайме II и коронацией Альфонса IV. В 1329 году корсиканцы подняли мятеж в городе Сассари. В то же время генуэзцы, боясь коммерческой мощи Каталонии, объявили ей войну и атаковали корабли под флагом княжества. Ни король, ни коммерсанты не сомневались ни минуты: кампания по подавлению мятежа в Сардинии и война против Генуи должна была финансироваться гражданами Барселоны. Так оно и было, причем главным образом благодаря порыву одного из старшин Барселоны: Грау Пуйг, сделавший щедрые пожертвования на военные расходы, убедил своими
Тем временем, когда Грау раз за разом подходил к окнам, чтобы посмотреть, не идут ли гости, Бернат попрощался с сыном, поцеловав его в щеку.
— Сейчас очень холодно, Арнау. Тебе лучше зайти в дом. — Когда мальчик жестом выразил нежелание, он добавил: — Сегодня у вас будет хороший ужин, не так ли?
— Курица, шербет и пирожные, — ответил ребенок.
Бернат легонько шлепнул его и улыбнулся:
— Беги домой. Поговорим еще.
Арнау прибежал как раз к началу ужина; он и двое младших детей Грау — Гиамон, его ровесник, и Маргарида, на полтора года старше их, — ужинали в кухне, а двое старших, Жозеп и Женйс, были наверху с родителями.
Прибытие гостей сделало Грау еще более нервным.
— Я сам буду руководить всем, — заявил он Гиамоне, когда начались приготовления к праздничному ужину, — а ты займешься женщинами.
— Но как ты себе это представляешь?.. — попыталась протестовать Гиамона. Однако Грау, не слушая жену, уже отдавал распоряжения Эстранье, толстой кухарке, и очень наглой служанке-мулатке, которая, склонив голову перед хозяином, исподтишка поглядывала на хозяйку, пряча улыбку.
«Как бы он хотел, чтобы я отреагировала? — думала Гиамона. — Он разговаривает не со своим секретарем, и не в гильдии, и не в Совете Ста. Неужели он считает, что я не способна позаботиться о гостях? Или он решил, что я не соответствую их уровню?»
За спиной своего мужа Гиамона попыталась навести порядок среди слуг и приготовить все так, чтобы празднование Рождества удалось, но в торжественный день Грау разошелся не на шутку, вмешиваясь во все, включая роскошные накидки гостей. Гиамона вынуждена была отойти на второй план, который уготовил ей муж, и ограничиться тем, чтобы улыбаться женщинам, которые смотрели на нее свысока. Грау напоминал командующего войском на поле боя: он разговаривал то с одними, то с другими и одновременно указывал слугам, что они должны были делать, кому и что подавать. Однако чем больше он жестикулировал, тем более напряженной и неловкой становилась прислуга. В конце концов все рабы — кроме Эстраньи, которая была в кухне и готовила ужин, — стали следить за Грау, стараясь не пропустить его поспешных приказов.
Оставшись без присмотра, так как Эстранья и ее помощницы, отвернувшись от них, занимались приготовлением блюд, Маргарида, Гиамон и Арнау смешали курицу с шербетом и пирожными и, не переставая шутить, обменивались кусками. После этого Маргарида взяла кувшин с вином и, не разбавив вино водой, сделала большой глоток. Кровь мгновенно прилила к лицу девочки, ее щеки раскраснелись, а глаза стали блестеть еще ярче. Потом она потребовала, чтобы ее родной и двоюродный братья сделали то же самое.
Арнау
— Прочь отсюда! — крикнула кухарка, услышав насмешки детей.
Дети, весело смеясь, бегом бросились из кухни.
— Тсс! — зашикал на них один из рабов, стоявших у лестницы. — Хозяин не разрешает детям быть здесь.
— Но… — начала было Маргарида.
— Никаких «но», — повторил раб.
В этот момент спустилась Хабиба, чтобы взять еще вина. Минуту назад хозяин посмотрел на нее горящими от гнева глазами, потому что один из гостей захотел налить себе вина, а вытекло только несколько жалких капель.
— Смотри за детьми, — напомнила Хабиба рабу, проходя мимо него. — Вина! — крикнула она Эстранье, не успев еще зайти в кухню.
Грау, боясь, что мавританка принесет обычное вино вместо того, которое следует подать, поспешил за ней.
Дети перестали смеяться и, оставаясь у лестницы, с любопытством смотрели на беготню, в которую внезапно включился сам хозяин дома.
— Что вы здесь делаете? — спросил Грау, увидев их рядом со слугой. — А ты? Что ты здесь стоишь? Иди и скажи Хабибе, что вино должно быть из старых тинах.Запомни, если перепутаешь, я с тебя шкуру спущу. Детей — в кровать!
Слуга бегом бросился в кухню. Дети смотрели друг на друга, дурашливо гримасничая; их глаза искрились от выпитого вина. Когда Грау снова побежал вверх по лестнице, они громко расхохотались. Кровать? Маргарида бросила взгляд в сторону двери, открытой настежь, поджала губы и сделала большие глаза.
— А дети? — спросила Хабиба, когда снова увидела слугу.
— Вино из старых тинах… — забормотал он.
— А дети? — повторила она.
— Старые. Из старых… тинах.
— Где дети? — настаивала Хабиба.
— Хозяин сказал, чтобы ты шла укладывать их спать. — Он запнулся. — Из старых тинах, да? С нас спустят шкуру…
Барселона отмечала Рождество, город оставался пустынным, пока люди не пошли на полуночную мессу, чтобы принести жертвенного петуха.
Лунная дорожка, отражавшаяся в море, была похожа на улицу, которая тянулась до самого горизонта. Все трое смотрели на серебристый след, сверкающий на поверхности воды.
— Сегодня никого не будет на берегу, — тихо произнесла Маргарида.
— Никто не выходит в море на Рождество, — добавил Гиамон.
Оба повернулись к Арнау, который покачал головой.
— Никто не заметит, — настаивала Маргарида. — Мы пойдем и вернемся очень быстро. Тут всего несколько шагов.
— Трус, — презрительно заявил Гиамон.
Они побежали до Фраменорса, францисканского монастыря, который возвышался у крайней восточной части городской стены, почти у моря. Добравшись туда, дети смотрели на прибрежную полосу, простиравшуюся до монастыря Святой Клары, расположенного у западной границы Барселоны.