Собор
Шрифт:
Самолет мягко коснулся мокрой посадочной полосы и покатился вперед, грохоча переведенными на реверс двигателями. Секретарь совбеза поднял воротник и поежился. Мелкая морось, сыпавшаяся с неба, едва ли заслуживала право именоваться дождем, но одежда от нее мгновенно становилась мокрой. Конечно, можно было подождать и в машине. Однако сейчас секретарь просто не мог усидеть в теплом салоне. Поскольку наступали последние минуты великолепной комбинации, успешное завершение которой открывало ему прямую дорогу на самый верх. Пока все шло по плану. Секретарь вынул пачку сигарет, вытащил одну, но не стал прикуривать, а просто размял пальцами. Самолет вдруг гулко взревел моторами и, резко затормозив, начал разворачиваться, даже не дойдя до конца полосы.
Что-то пошло не так.
— Черт, что такое?
Самолет завершил разворот
Несколько минут ничего не происходило. Самолет стоял на месте, а тщательно замаскировавшиеся бойцы спецназа также оставались на своих местах. Секретарь повернулся к стоящему за спиной помощнику:
— Запроси борт, что там происходит?
Но помощник не успел ничего сделать. В борту самолета открылась маленькая дверца, и из нее на бетон аэродрома выпрыгнула знакомая высокая фигура. Следом за ней на плиты мягко спрыгнула ее серая тень. Секретарь нервно дернул рукой, смяв почти полную пачку «Данхилл» и даже не заметив этого. Человек, покинувший самолет, постоял на месте, медленно обводя взглядом периметр аэродрома, сокрушенно покачал головой и тронулся вперед. Секретарь бросил отчаянный взгляд на человека, сидящего на заднем сиденье «Волги». Ему показалось, что губы того искривились в странной грустно-снисходительной усмешке. Секретарь зло стиснул зубы и раздраженно повернулся к приближающейся фигуре:
— Как это понимать?
— Странно, — отозвался Иван, — но я хотел задать такой же вопрос.
Секретарь изобразил оскорбленную невинность, но в глубине глаз Ивана таилось нечто, ясно показывающее, что ложь или даже полуправда приведут отнюдь не к положительному результату, только выставят его в глупом свете. Но он не мог сдаться вот так, сразу.
— Это всего лишь меры предосторожности. В конце концов, в самолете не мешки с картошкой…
— … а ядерный боеприпас мощностью пятнадцать килотонн, подготовленный к подрыву, — спокойно закончил Иван.
Секретарь подался вперед и сдавленно произнес:
— Вы не сделаете этого.
Но сзади раздался бесстрастный голос:
— Сделают.
Богородцев выбрался из машины и стоял у задней дверцы. С обеих сторон от него маячили охранники.
— Но погибнет много людей… и ядерный взрыв в центре России, так близко от Оренбурга…
— Если вы не подумали об этом, почему это должно волновать нас? — полюбопытствовал Иван.
Богородцев подошел к ним.
— Я же вас предупреждал, — заметил он, — вы привыкли иметь дело с людьми, которые приучены произносить и реагировать на слова-заклинания: «гуманность», «человеколюбие» и еще нечто в этом роде. Хотя могут в них абсолютно не верить. Но вы не учли одного. Того, что Собор — это не просто общество добровольных самодеятельных историков или, скажем, спортсменов-любителей, занимающихся неким экзотическим видом спорта. Это — воинское братство. Со своей, довольно специфической, философией, основывающейся не просто на мировоззрении профессиональных воинов, а на мировоззрении СРЕДНЕВЕКОВЫХ профессиональных воинов. — Он сделал паузу, давая собеседнику время осмыслить его слова, и продолжил: — Они не любят ИЗЛИШНЕЙ жестокости, но жестокость как таковая им совершенно не претит. — Он чуть насмешливо улыбнулся. — Именно нечто подобное я и имел в виду, когда не советовал вам обострять отношения с Собором. Но вы не очень меня слушали.
В наступившей тишине Иван тихо спросил:
— Почему?
Секретарь окатил его злым взглядом и отвернулся. Богородцев снова улыбнулся:
— Ну, это просто. Наш высокопоставленный… знакомец достаточно умен, чтобы понять, что Собор потенциально опасен. И с каждым днем
Секретарь вскинулся:
— Что вы хотите этим сказать?
— О, ничего, совсем ничего, просто мысли вслух. — Богородцев рассмеялся. — Вы знаете, а мы с вами похожи. Еще пару-тройку лет назад я, так же как вы, отчаянно стремился взобраться на самый верх. И, стоит признаться, немало преуспел в этом. Пока так же, как и вы, не столкнулся с Собором и не попытался устранить его со своего пути. — Он покачал головой. — Слава богу, за прошедшее время я несколько поумнел.
Секретарь беспомощно огляделся. Идиотская ситуация. По существу, пат. Но все осложнялось тем, что он попал в жестокий цейтнот. В настоящий момент секретарь ДЕЙСТВИТЕЛЬНО обладал высшей властью в стране. Такой, какой не обладал даже сам президент. Во времена острого кризиса все властные границы размываются и большая часть власти как бы сама собой сосредоточивается в руках того, кто пользуется ее возможностями наиболее решительно и эффективно. И не боится брать на себя всю ответственность. А он и оказался наиболее эффективным. Однако кризис уже успешно завершился, и совсем скоро люди, до того беспрекословно выполнявшие его приказы, начнут задавать себе вопросы, а почему они продолжают выполнять распоряжения хоть и высокопоставленного, но, по большому счету, второстепенного чиновника? Вот он и решил действовать немедленно. Устранение угрозы со стороны Собора было лишь первой в серии намеченных акций, направленных на упрочение его позиций. Он совершенно не собирался выдвигаться в президенты, но, черт возьми, Эдгар Гувер тоже ведь был ВСЕГО ЛИШЬ директор ФБР. То, что эти двое угадали часть его планов, — ничего не значило. У него с лихвой хватит людей и возможностей для того, чтобы довести дело до конца и нейтрализовать любую гипотетическую угрозу. В сущности, он мог гордиться своей интуицией. Ведь, несмотря на множество доводов «против», он оказался настолько умен, что, не откладывая, спланировал операцию по нейтрализации Собора и не оставил Богородцева в Москве, а приволок с собой. Но пока бомба в самолете, он не может ничего сделать. Но все это чепуха, чепуха… Все еще можно исправить. Главное, действовать быстро. Вот только почему этот непонятный человек смотрит на него таким странным взглядом, в котором скорее не злоба, а жалость?
— А ведь вы оказались правы, когда сравнили его с собой. На нем тоже отблеск Триглава, — сказал Иван.
Богородцев вздохнул:
— А может, он на всех, кто взбирается к вершинам власти? Во всяком случае, у нас в России.
— Вот потому мы и не стремимся к этим вершинам, — ответил Иван. — Я понял, — заговорил он чуть погодя. — Он — фокус разрушения. Триглав использовал его так же, как прежде использовал вас. Все, о чем меня предупреждали волхвы, сконцентрировалось в нем. Если он исчезнет, все помыслы Триглава рассыплются в прах… По крайней мере, на некоторое время… Вы сможете привести тут все в порядок? — спросил он Богородцева.
— В достаточной мере. Вот только бомба…
— Она разряжена.
Секретарь изумленно уставился на него. Этот… он блефовал. Иван грустно усмехнулся и, оборвав готовую сорваться с губ секретаря команду, произнес:
— Пошли. Нам предстоит долгий путь.
И секретарь вдруг почувствовал, что не может произнести ни слова. Он попытался крикнуть, махнуть рукой, подать хоть какой-нибудь знак, но его ноги сами собой сделали шаг, потом другой, и он покорно побрел под дождем за широкой спиной человека, которого собирался навсегда убрать из своей жизни.
Один из охранников вылупился на шефа, уходящего куда-то в степь, за пелену дождя, и спросил у Богородцева:
— Куда это они?
Богородцев улыбнулся краешком губ:
— О, очень далеко.
И тут фигуры, бредущие по бетонке, куда-то исчезли. Охранник ошарашенно тряхнул головой, вытер мокрое лицо и бросился вперед, крутя головой и стараясь рассмотреть охраняемое лицо, внезапно исчезнувшее посреди отчетливо просматриваемого даже в этой пелене дождя летного поля. Богородцев проводил его взглядом, подошел к машине и взял микрофон радиостанции спецсвязи: