Собор
Шрифт:
— Внешняя линия отключена за неуплату.
Иван присвистнул:
— Так плохо?
Памела кивнула:
— Кстати, я тоже еще не получала плату за две последние недели.
Иван достал мобильник, собираясь сделать звонок управляющему банком, но затем снова убрал его, решив по возможности дольше не светить собственный номер. Телефон у него был зарегистрирован в Москве, в его собственной компании мобильной связи и работал через принадлежавшие ей спутники, поэтому возможности проследить входящий звонок у его противников были практически нулевые, а вот исходящий…
— Подготовьте все неоплаченные счета, список первоочередных дел и… вытрите везде пыль.
Иван отряхнул руки и вышел
— Добрый день, я — мистер Воробьев. В настоящий момент я замещаю мистера Фила Сноурта в делах его учебного центра. Я хотел бы узнать, есть ли необходимость предъявлять какие-либо документы, подтверждающие мое заявление, или мистер Сноурт предварительно оставил распоряжения?
— М-м-м, да, мистер Сноурт оставил все необходимые распоряжения, но… — говоривший замялся.
Иван, воспользовавшись паузой, вставил собственную чиповую карточку в прорезь телефона и попросил:
— Я прошу снять сумму, находящуюся на этой карточке, и перевести ее на счет ES7 82 411 Собора Фила Сноурта.
— Минуточку. — Голос в трубке звучал немного сердито.
Как и в любом подобном учреждении, к телефону управляющего был подключен определитель, позволяющий моментально устанавливать не только номер, но и координаты звонящего. И господин управляющий был несколько раздражен тем, что лично оказывает услуги клиенту, звонящему из какой-то дешевой забегаловки.
— Готово, мистер… м-м-м… Воробьев. Очень рад видеть вас клиентом нашего банка. — На этот раз его голосом можно было заправлять пышки вместо меда. Семизначная цифра в графе «приход» резко изменила взгляды управляющего на внезапные звонки из закусочных.
Когда Иван вернулся, офис принял достаточно приличный вид. Памела сидела за столиком с видом царствующей особы, а возле нее увивался полицейский, изо всех сил стараясь сорвать улыбку с ее прелестных губок. Судя по всему, парень был мастером в этого рода деятельности. Что неудивительно для этакого североамериканского варианта Рутгера Хауэра в его лучшие годы. Девушки всегда тают от подобных улыбок белокурых, голубоглазых гигантов. Хотя очень похоже, что на этот раз все было не так просто.
Увидев Ивана, Памела грациозно поднялась и протянула папку. Все-таки мужское внимание действует на женщин, как голос рога на охотничьих собак.
— Счета, мистер Воробьев. — И, указав на полицейского, добавила: — Мистер полицейский зашел передать, что мистер О'Рейли, местный шериф, хочет поговорить с вами по делу мистера Сноурта.
Полицейский, который, видимо, уже губы себе отбил неоднократным повторением собственного имени и номера телефона, слегка помрачнел от подобного небрежного упоминания собственной особы. Но не сдался, а, наоборот, выпятил грудь и принял гордую позу. Наверно, собираясь продолжить приступ, как только новоявленный «шеф» скроется в кабинете.
— Я не знал, что школа Фила под столь плотным контролем полиции, — хмыкнул Иван, — я в городе еще часа не провел, а меня уже приглашают на беседу. Откуда такая свежая информация?
— О, это моя вина, — повела плечиком Памела, — мистер О'Рейли, давний приятель мистера Сноурта. Он вчера звонил, и мы мило побеседовали. Я ему и сообщила, что сегодня встречаю вас. Мне не стоило этого делать?
— О, что вы, никаких проблем.
Иван посмотрел на полицейского:
— Хорошо, можете передать шерифу, что я буду у него через полчаса… Мисс Тарлтон, я перевел деньги на счет Собора. Оплатите все счета и закажите мне «моллер» — я привык к этой марке машины. —
Полицейский бросил на Ивана недовольный взгляд, потом нехотя кивнул и улыбнулся Памеле:
— Ну так как, мисс, что вы скажете насчет моего предложения?
Уже закрывая дверь кабинета, Иван услышал начало ответа:
— К сожалению, у меня сегодня будет много работы и…
Что ж, похоже, мисс Памела Тарлтон оказалась для этого американского викинга несколько более крепким орешком, чем он ожидал. И тут Иван поймал себя на мысли, что такой поворот событий доставляет ему удовольствие. И удивился собственным мыслям. Иван вынул кассету из видеокамеры, быстро распечатал несколько кадров и упаковал все в небольшой пакет.
Когда он вышел в приемную, полицейского уже не было. Памела с невозмутимым видом набирала что-то на компьютере. Он остановился у ее стола:
— Мисс Тарлтон, снимите со счета причитающееся вам жалование за две недели и еще столько же в качестве премии. И можете сегодня уйти пораньше.
Памела обратила к нему свои яркие зеленые глаза, в глубине которых он уловил тень негодования, и холодно произнесла:
— Благодарю вас, мистер Воробьев, но, с вашего разрешения, я предпочту сначала закончить с делами.
— Что ж, я буду только благодарен, — сказал Иван и вышел.
Она нахмурилась. Вот ведь как: не успели зайти в офис, и симпатичный мужик, еще в том возрасте, когда мужчина способен на большее, чем просто пускать слюни, глядя на девушку, превратился в строгого чинного босса. Она взяла папку со счетами, показала язык закрытой двери и вновь повернулась к компьютеру.
4
Патрик О'Рейли гордился магией своего взгляда. Проститутки, сутенеры, карманники, мелкие торговцы наркотиками попадавшие к нему в лапы, бледнели, их лбы покрывались крупными каплями пота, а руки начинали мелко дрожать, когда Патрик внезапно впивался в их лица своими большими черными зрачками. Среди коллег бытовало мнение, что взгляд Инквизитора — так они называли Патрика за глубокую, как у большинства ирландцев, набожность и врожденную недоверчивость — эффективней перекрестного допроса под лампой. Короче, взгляд О'Рейли заслуженно был причиной его гордости. Кроме взгляда, таких причин было еще две. Дом, уже более полутора столетий хранящий в себе истовый ирландский дух семьи О'Рейли, и четверо сыновей, двое из которых пошли по стопам отца: старший стал федеральным агентом, а второй, самый младший, в этом году заканчивал полицейскую академию. И вот сейчас первая причина его гордости вдруг подверглась небывалому испытанию.
Семья О'Рейли издавна имела свое мнение о русских. Оно было невысоким, даже слегка презрительным. Ну как еще, скажите, относиться к нации, которая позволила увлечь себя сумасбродными идеями какого-то немца и опозорилась безбожничеством. Узнав, что дела Сноурта, изрядно, кстати, потрепанные, должен принять в свои руки русский, — не эмигрант, а самый настоящий, из России, О'Рейли решил, что его старый приятель Сноурт спятил окончательно. Пусть русские в последние годы и стали мелькать в телепрограммах в достаточно респектабельном виде, он до сих пор помнил старые кадры: длинные очереди, голодные, хмурые лица, заснеженные дороги и ржавые автомобили на них. Было бы странным, если бы эти люди вдруг оказались способны на нечто путное. Но это было решение Фила. И единственное, чем Патрик мог ему помочь, так это сразу дать понять русскому, что шериф О'Рейли будет внимательно наблюдать за его действиями. И потому он озаботился тем, чтобы стать первым лицом, с которым русский повстречается по прибытии на восточное побережье.