Собрание произведений в 3 томах. Т. II. Проза
Шрифт:
– Не знаю… – Я входил в какую-то робость. Ян меня четко окружал.
– Не знаете. Вижу, что не знаете. Вот для вас специально припас и про псоглавцев. Познакомьтесь. Да отдохните немного за чтением, а то вижу, что вы притомились. – Он протянул мне рукопись явно подпольного изготовления. – А там и поговорим. Отдыхайте.
Пришлось мне читать.
Они были впервые упомянуты в древнем сочинении среди прочих обитателей Киммерийской Тьмы, и в их существование долго не верили. Между тем они жили всегда и именно в тех местах, на которые указывает античный писатель, что еще раз подтверждает его оспариваемую иными добросовестность. Однако сообщение об отдельном народе с глазами на животе как о соседнем племени – совершенная чепуха. Наш автор плохо понял своего информатора. Тот говорил только, что «у псоглавцев глаза – на животе».
Непонятый перифраз – частый источник подобных недоразумений. Случись, например, кому-либо постороннему услышать известное присловье, что «у нас в Рязани грибы с глазами, их едят, а они – глядят», он описал бы это в том духе, будто «южнее (псоглавцев) обитает еще племя зрячих грибов, имеющих обыкновение смущать своих пожирателей укоризненными взорами во время трапезы». А речь идет просто о бесстыжих рязанских бабах, которые, по мнению более сентиментальных, чем эти бабы, сочинителей присловья, пялятся на своих любовников в те самые моменты, когда стоило бы им глаза скромно потуплять. Вообще тот, кто знаком со стихией русских пословиц, может легко вообразить, чего только не намерещилось иноязычному любознательному путешественнику, особенно если над ним немного подтрунивали.
Итак, существует единый народ: псоглавцы с глазами на животе. Но на самом деле называть их в полном смысле слова народом в значении «этнос» нельзя. Они еще никогда не выступали в качестве языкового, культурного, территориального и прочего единства и, конечно, отличаются от человека как вида. При этом биологически они настолько близки людям, что способны вступать в браки и производить на свет потомство с чертами иногда людскими, иногда – нет. Внимательные исследователи всегда отмечали также ряд переходных форм, однако критика последних лет твердо установила, что если такие формы и существуют, то недолго. В подобном промежуточном создании кто-нибудь быстро исчезает – либо человек, либо псоглавец, и сколь это ни прискорбно, чистый кинокефал чаще выходит победителем во внутренней драме. Если бы не определенно собачьи головы и повадки, можно было бы признать псоглавость категорией духа, а не плоти, но живой опыт и прямая очевидность препятствуют подобному докетическому фантазерству. Не лишенным смысла выглядит на первый случай предположение, что псоглавцы – те же преадамиты, существование которых подразумевается в первой книге Бытия при описании брака Каина с «женщиной из земли Нод». Получалось бы, что Каин женился на даме с собачьим личиком. Однако картина эта, хоть и льстит пошлому вкусу моралиста, не может утолить голод требовательного разума: в Писании ничего не говорится о сотворении псоглавцев как таковых, а стало быть, они или животные, или люди, и скорее люди, коль скоро способны заключать с людьми сказанные браки и даже иногда – очень редко – превращаться в людей под влиянием каких-то особенных обстоятельств. Оставалось бы думать, хоть это и противно, что кинокефалы являются морфологической разновидностью человеческого рода, возникшей в результате деградации, но против этого говорит чрезвычайная устойчивость формы, простая же деградация дала бы – и фактически дает – веер признаков, из которых псоглавость могла бы быть лишь одним, без какого бы то ни было преобладания. Однако, коль скоро это не так, вопрос остается открытым: мы не знаем, КТО они. Зато мы хорошо знаем, КАКОВЫ они.
Дальше было еще что-то, но замедленное и скучное, такое, что я задремал и увидел во сне, как Ян Яныч на манер Вергилия показывает мне свое будущее идеальное государство.
– Человек – существо, ограниченное как сроком жизни, так и размерами имеющегося в его распоряжении грунта, – говорил Ян. – Поэтому нам пришлось решить сперва материально-энергетическую проблему. Почва быстро пришла бы к концу, солнце рано или поздно погасло бы, увеличить размер Земли нельзя из-за усиления гравитации, делать новую планету дорого и не из чего. Мы начали с того, что устранили самый главный фактор общих бедствий, именно – рост населения. Вычислили, сколько биологических единиц может одновременно продержаться, и сколько вычислили – столько и держим. Размножаться даем только по числу родителей. Но смерть продолжала еще многих огорчать, и мы ее превзошли. Как же? – Вот как. Мы заметили, что не потеря тела человеку дорога, а исчезновение ума. И вот мы записываем каждый ум на специальную биологическую нить и прививаем ее новорожденному, который потом вырастает точно таким же умницей. Иногда даем не второму
Мы проходили мимо стада овец с человечьими лицами, которых гоняли с места на место малые группы псоглавцев. В отдельной загородке резвились кентавры. Командовал некто с огромными раскидистыми рогами.
– А вон ваш старый друг – чемпион Лось. Он больше не сердится. Не беспокойтесь… Всеобщее питание, таким образом, производится по замкнутому циклу.
– Что – друг друга? – спросил я.
– Зачем же? Не друг друга, а один другого. По очереди. Да и много ли нужно пищи? Разговоры одни. Вот ублажать себе взоры – это любит каждый. И тут приходится, действительно, много, много показывать. На помощь пришла голография. Показываем все, что можно себе вообразить. Совершенно натуральные предметы, и разница только та, что весу в них нет. А все остальное – успешнейше моделируется. Народ очень много смотрит. Конечно, вас интересует, как обстоит у нас вопрос с любовью.
– Я хочу видеть Анему Порханьину, – сказал я.
– Это очень кстати.
Ян распахнул белый научно-исследовательский халат и посмотрел на занимавший всю его грудь и живот циферблат, для удобства повернутый вниз цифрой 12.
– Впрочем… А Элла Кокон вас временно не устроит?.. Ну, ладно, пойдемте.
Мы миновали дверь, за которой была другая дверь с табличкой «Э. Кокон. Не беспокойте». Мы все же вошли. Ян сказал, что «нам» можно.
Посреди неприбранной дамской комнаты прямо на полу лежал в небольшой человеческий рост размером предмет – по форме яйцо, но поуже и мягкошелковистый на взгляд. Ян еще раз глянул на циферблат и сказал, что «уже скоро». Спустя некоторое время предмет лопнул, и из него в чем мать родила выскочила вполне готовенькая бледная девица лет восемнадцати, похватала вокруг быстро тряпье, накрасила губки, нос напудрила и бросилась с улыбкой к телефону.
– Анема Порханьина. Да-да. Сейчас бегу.
Минут через двадцать она возвратилась какая-то не такая, влетела в комнату, подбежала к ящику, схватила в зубы конец длиннейшей жевательной резинки и стала делать ножкой пируэты, не выпуская нити из зубов и постепенно исчезая в белом вихре. Еще через пару минут Элла Кокон снова лежала на полу.
– Что, партеногенез? – спросил я.
– Нет, профессия. Получаются хорошие прокладки.
Мы поднялись и вышли, причем Ян не забыл прихватить старую оболочку хозяйки дома.
– Что еще вас интересует?
– Где буду здесь я?
– В отделе монументальной пропаганды вообще-то искали человека, но с вами не все ясно, не ясно, в частности, с нами ли вы. Но можете посмотреть.
Ян подвел меня к изображению человеческой фигуры на постаменте. У фигуры еще не было лица, однако была под ногами цитата, как будто из Достоевского: «Покаянному Заблужденцу». Я смотрел.
– Что, подпись не нравится? Голография – все можно мгновенно изменить.
Он махнул коконом Анемы. Надпись сама собой стерлась, и вместо нее возникла другая: «Заблужденному Покаянцу».
– Так лучше?.. Впрочем, я не несу никакой ответственности за ваше поведение, – сказал Ян Янович.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ПРОРВАЛО
– Да, я не несу ни малейшей ответственности за ваши сновидения, – сказал Ян Яныч уже наяву. – Отдохнули? Все поняли? Ну, что ж. Может быть, вы теперь объясните, почему вы поливаете нас грязью?
«Ох, надоел», – подумал я и ответил иронически:
– Извините, прорвало.
Тут Ян Яныч прямо весь расцвел.
– Прорвало, говорите? Понимаю. Прорвало. А не желаете ли, я вам анекдот расскажу? Про «прорвало»? Хотите? Ну, я расскажу. Это было году в двадцать четвертом, что ли, – зимою. Только что Его туда положили – рядом со стеною – и как раз мороз, трубы лопнули, кремлевская канализация отказала. Как вы говорите, – «прорвало». Его и залило. Так высшее духовенство веселилось, дескать: «По мощам и миро». Ну, каков анекдотец?
Анекдот был забавен, не нов, и слышать его от Яна Яновича было совсем невесело. Мы знали, что «там» развлекаются тем же, что и «здесь», даже сочиняют кой-чего специально как бы для «нас», однако чтобы так прямо рассказывать нам в лицо – это была новейшая ступень откровения. А Ян, не таясь, лепил мораль к басне.