Собрание сочинений, том 18
Шрифт:
Ждать! Заниматься литературной пропагандой! Да имеем ли мы право ждать, имеем ли мы право терять время на литературную пропаганду? Ведь каждый час, каждая минута, отдаляющая нас от революции, стоит народу тысячи жертв! (стр. 14). Теперь не время для литературной пропаганды, теперь нужно делать революцию — теперь или, может быть, никогда… мы не допускаем никаких отсрочек, никакого промедления. И мы должны еще заниматься литературной пропагандой! О боже, неужели это говорит живой человек живым людям, и этот человек зовется Петром Ткачевым!
Разве я был неправ, когда назвал эти разглагольствования о немедленном восстании, от которых теперь так постыдно отрекаются, «ребяческими»? Они ребячливы до такой степени, что автор в этом отношении, надо полагать, достиг здесь пределов возможного. И все же он превзошел даже самого себя. Редактор журнала «Вперед» приводит одно место из составленной г-ном Ткачевым прокламации к русским крестьянам. Г-н Ткачев описывает в ней
«И зажил бы мужичок припеваючи, зажил бы жизнью развеселою… не медными грошами, а червонцами золотыми мошна бы его была полна. Скотины всякой да птицы домашней у него и счету не было бы. За столом у него мяса всякие, да пироги имянинные, да вина сладкие от зари до зари не снимались бы. И ел бы и пил бы он — сколько в брюхо влезет, а работал бы столько, сколько сам захочет. И никто бы и ни в чем неволить его не смел: хошь — ешь, хошь — на печи лежи…» [449]
449
Цитируется по брошюре: П. Л. Лавров. «Русской социально-революционной молодежи». Лондон, 1874, стр.47.
И человек, который способен был сочинить подобную прокламацию, еще жалуется, когда я ограничиваюсь тем, что называю его зеленым, на редкость незрелым гимназистом!
Далее г-н Ткачев говорит:
«Почему же вы нам ставите в упрек нашу конспирацию? Отказавшись от конспиративной, тайной, подпольной деятельности, мы должны были бы отказаться тем самым от всякой революционной деятельности вообще. Но вы караете нас также за то, что мы и здесь, в Западной Европе… не хотим отказаться от наших конспиративных привычек и тем самым мешаем… великому международному рабочему движению» [450] .
450
P. Tkatschoff. «Offener Brief an Herrn Friedrich Engels». S. 7.
Во-первых, неверно, что у русских революционеров не остается другого средства, кроме одних заговоров. Ведь сам г-н Ткачев только что подчеркивал важность литературной пропаганды, проникающей с Запада в Россию! Да и внутри страны не может же быть совершенно отрезан путь для устной пропаганды среди народа, особенно в городах, что бы ни говорил об этом в своих интересах г-н Ткачев. Это лучше всего доказывается тем, что во время недавних массовых арестов в России большинство арестованных составляли не образованные люди или студенты, а рабочие.
Во-вторых, я берусь полететь на луну еще до того, как Ткачев освободит Россию, если только он мне докажет, что я где-нибудь и когда-нибудь в моей политической деятельности утверждал, что заговоры недопустимы вообще и при любых условиях. Я берусь привезти ему с луны что-нибудь на память, если только он мне докажет, что в моей статье идет речь о других заговорах, кроме заговора против Интернационала, кроме Альянса. Да, если б только господа русские бакунисты действительно и серьезно конспирировали против русского правительства! Если бы вместо горе-заговоров, основанных на лжи и обмане своих же товарищей, вроде заговора Нечаева, этого, по Ткачеву, «типического представителя нашей современной молодежи», если бы вместо заговоров против европейского рабочего движения, подобно заговору благополучно разоблаченного и тем самым уничтоженного Альянса, они, эти «деятели» (dejateli), как они себя хвастливо называют, совершили бы, наконец, какое-нибудь настоящее дело, которое доказало бы, что у них действительно есть организация и что они занимаются еще чем-нибудь другим, кроме попытки образовать кружок в дюжину человек! Но вместо этого они только кричат на весь мир: мы конспирируем, мы конспирируем! — совсем как оперные заговорщики, которые ревут хором на разные голоса: тише, тише! не шумите! И все это очковтирательство о широко разветвленных заговорах служит только прикрытием, за которым не скрывается ровно ничего, кроме революционного бездействия по отношению к правительствам и тщеславных происков внутри революционной партии.
Этих господ приводит в такую ярость именно то, что в «Заговоре против Интернационала» мы беспощадно разоблачили все это мошенничество [См. настоящий том, стр. 323—452. Ред.]. Это было, мол, «бестактно». Разоблачая г-на Бакунина, мы стремились, мол, «запятнать одного из величайших и самоотверженнейших представителей революционной эпохи, в которую мы живем», и притом запятнать... «грязью». Грязь, которая обнаружилась при этом, была до последнего золотника изделием самого г-на Бакунина, и далеко еще не худшим. В упомянутом сочинении он изображен еще слишком опрятным. Мы только процитировали § 18 Революционного катехизиса, параграф, предписывающий, как нужно вести себя по отношению к русской аристократии
Таким образом, выясняется, что все упреки, сделанные мне г-ном Ткачевым с тем добродетельным видом оскорбленной невинности, который так к лицу всем бакунистам, — что все эти упреки основаны на утверждениях, относительно которых он не только знал, что они лживы, но которые являются его же собственным гнусным и наглым измышлением. На этом мы и простимся с личной частью его «открытого письма».
451
Пятая статья Энгельса из серии «Эмигрантская литература», напечатанная в «Volksstaat» №№ 43, 44 и 45, 16, 18 и 21 апреля 1875 г., была выпущена отдельной брошюрой в Лейпциге в 1875 г. под заглавием «Soziales aus Rusland» («О социальном вопросе в России»), К этой брошюре Энгельс написал в мае 1875 г. небольшое введение (см. настоящий том, стр. 566—568).
Первый перевод брошюры Энгельса «Soziales aus Rusland» был сделан В. Засулич: «Фридрих Энгельс о России». Женева, 1894; после этого работа неоднократно переиздавалась в России под различными названиями.
Г-н Ткачев мимоходом сообщает немецким рабочим, что у меня относительно России нет ни «малейших сведений», что, наоборот, я проявляю одно лишь «невежество»; он чувствует себя поэтому вынужденным разъяснить им истинное положение дел, а в особенности — те причины, вследствие которых именно теперь социальная революция в России может быть осуществлена легко и шутя, гораздо легче, чем в Западной Европе.
«У нас нет городского пролетариата, это правда; но зато у нас нет и буржуазии… Нашим рабочим предстоит борьба лишь с политической властью: власть капитала у нас еще в зародыше. А вам, милостивый государь, небезызвестно, что борьба с первой гораздо легче, чем борьба с последней» [452] .
452
Здесь и дальше Энгельс цитирует брошюру Ткачева «Offener Brief an Herrn Friedrich Engels».
Переворот, к которому стремится современный социализм, состоит, коротко говоря, в победе пролетариата над буржуазией и в создании новой организации общества путем уничтожения всяких классовых различий. Для этого необходимо наличие не только пролетариата, который совершит этот переворот, но также и буржуазии, в руках которой общественные производительные силы достигают такого развития, когда становится возможным окончательное уничтожение классовых различий. У дикарей и у полудикарей часто тоже нет никаких классовых различий, и через такое состояние прошел каждый народ. Восстанавливать его снова нам и в голову не может прийти уже по одному тому, что из этого состояния, с развитием общественных производительных сил, необходимо возникают классовые различия. Только на известной, даже для наших современных условий очень высокой, ступени развития общественных производительных сил, становится возможным поднять производство до такого уровня, чтобы отмена классовых различий стала действительным прогрессом, чтобы она была прочной и не повлекла за собой застоя или даже упадка в общественном способе производства. Но такой степени развития производительные силы достигли лишь в руках буржуазии. Следовательно, буржуазия и с этой стороны является таким же необходимым предварительным условием социалистической революции, как и сам пролетариат. Поэтому человек, способный утверждать, что эту революцию легче провести в такой стране, где хотя нет пролетариата, но зато нет и буржуазии, доказывает лишь то, что ему нужно учиться еще азбуке социализма.
Итак, русским рабочим — а эти рабочие, как говорит сам г-н Ткачев, «земледельцы и в качестве таковых не пролетарии, а собственники», — сделать это легче, потому что им предстоит бороться не с властью капитала, а «только с политической властью», с русским государством. А это государство
«только издали кажется силой… Оно не имеет никаких корней в экономической жизни народа, оно не воплощает в себе интересов какого-либо сословия… У вас государство вовсе не мнимая сила. Оно обеими ногами опирается на капитал; оно воплощает в себе» (!) «определенные экономические интересы… У нас в этом отношении дело обстоит как раз наоборот; наша общественная форма обязана своим существованием государству, которое, так сказать, висит в воздухе, не имеет ничего общего с существующим социальным строем и корни которого находятся в прошлом, а не в настоящем».