Собрание сочинений, том 22
Шрифт:
А это был как раз тот момент, когда депутаты обеих социалистических фракций сидели рядом в рейхстаге и необходимость совместных действий ощущалась вдвойне. Перед лицом буржуазных депутатов [В немецком тексте вместо слов «буржуазных депутатов» напечатано: «партий порядка». Ред.] такая традиционная взаимная вражда выглядела явно смешной. Положение стало прямо-таки нетерпимым. И тогда, в 1875 г., произошло объединение [247] . С тех пор враждовавшие прежде братья уже постоянно составляли единую, сплоченную семью. А если и имелись еще очень небольшие шансы их разъединить, то Бисмарк весьма любезно это предотвратил, издав в 1878 г. свой пресловутый исключительный закон, поставивший немецкий социализм вне закона. Преследования, которые, подобно ударам молота, обрушивались на тех и на других, окончательно выковали из лассальянцев и эйзенахцев единую однородную массу. И в настоящее время социал-демократическая партия, выпуская одной рукой официальное издание сочинений Лассаля [248] , в то же время другой рукой — и при помощи бывших лассальянцев —
247
О Готском объединении см. примечание 132.
248
Энгельс имеет в виду принятое в 1891 г. решение Правления Социал-демократической партии Германии о выпуске полного собрания сочинений Ф. Лассаля.
Нужно ли подробно освещать все перипетии, сражения, поражения и победы, которыми был ознаменован путь германской партии? Когда в 1866 г. всеобщее избирательное право открыло перед ней двери рейхстага, она была представлена двумя депутатами [А. Бебелем и В. Либкнехтом. Ред.] и сотней тысяч избирателей; теперь она насчитывает 35 депутатов и полтора миллиона избирателей, то есть больше избирателей, чем было у любой партии на выборах 1890 года. В результате одиннадцатилетнего пребывания вне закона и на осадном положении ее ряды выросли вчетверо, и она превратилась в сильнейшую партию Германии. В 1867 г. буржуазные депутаты [В немецком тексте вместо слов «буржуазные депутаты» напечатано; «депутаты партий порядка». Ред.] могли еще рассматривать своих социалистических коллег как чужеродные существа, прибывшие с другой планеты; теперь, нравится это им или нет, но они вынуждены видеть в них передовой отряд той силы, которой принадлежит будущее. Социал-демократическая партия, сокрушившая Бисмарка и опрокинувшая после одиннадцатилетней борьбы закон против социалистов, партия, которая, подобно бурному потоку, сносит все плотины и наводняет города и села, вплоть до самых реакционных Вандей [В немецком тексте вместо слова «Вандей» напечатано: «сельских районов». Ред.], — эта партия достигла теперь такого положения, что может почти с математической точностью определить время, когда она придет к власти.
Число голосов, поданных за социалистов, составляло:
1871 г… 101 927
1874 г… 351 670
1877 г… 493 447
1884 г… 549 990
1887 г… 763 128
1890 г… 1 427 298
Со времени последних выборов правительство делало все возможное, чтобы толкнуть народные массы к социализму: оно преследовало профессиональные союзы и стачки, оно даже при нынешней дороговизне сохраняло пошлины, вызывавшие в интересах крупных землевладельцев повышение цен на хлеб и мясо для бедняков. На выборах 1895 г. мы можем поэтому рассчитывать по меньшей мере на 21/2 миллиона голосов; это число, однако, к 1900 г. может увеличиться до 31/2 — 4 миллионов из 10 миллионов избирателей, внесенных в списки [В немецком тексте слова «из 10 миллионов избирателей, внесенных в списки», опущены. Ред.]. Веселый «конец века» для наших буржуа!
Этой компактной и все возрастающей массе социал-демократов противостоят лишь расколотые буржуазные партии. В 1890 г. консерваторы (обе фракции вместе) имели 1377417 голосов; национал-либералы — 1177807; прогрессисты (радикалы) [В немецком тексте вместо слов «прогрессисты (радикалы)» напечатано: «немецкие свободомыслящие». Ред.] — 1159915; католики [В немецком тексте вместо слова «католики» напечатано: «центр». Ред.] — 1342113. Это означает такое положение, при котором солидная партия, располагающая свыше 21/2 миллионов голосов, может заставить капитулировать любое правительство.
Однако главная сила германского социализма заключается отнюдь не в количестве избирателей. Избирателем у нас становятся только в 25 лет, а солдатом — уже в 20. А так как наибольшее пополнение дает партии именно молодое поколение, то отсюда следует, что германская армия все более и более заражается социализмом. Сейчас на нашей стороне каждый пятый солдат, через несколько лет будет каждый третий, а к 1900 г. армия, которая прежде в Германии была особенно пропитана прусским духом, станет в большинстве своем социалистической. Это надвигается неотвратимо, как по велению рока. Берлинское правительство понимает это не хуже нас, но оно бессильно. Армия ускользает из его рук.
Сколько раз требовала от нас буржуазия, чтобы мы при любых обстоятельствах отказывались от применения революционных методов и оставались в рамках законности, особенно теперь, когда пал исключительный закон, восстановлено общее право для всех, в том числе для социалистов! К сожалению, мы не в состоянии сделать господам буржуа такое одолжение, хотя и верно, что в данный момент отнюдь не мы находимся в положении тех, кого «законность убивает» [249] . Напротив, она так превосходно работает в нашу пользу, что мы были бы глупцами, если бы нарушили ее, пока дело идет таким образом. Гораздо скорее возникает вопрос, не нарушит ли эту законность именно буржуазия и ее правительство, чтобы раздавить нас при помощи силы? Поживем — увидим. А пока: «стреляйте первые, господа буржуа!» [250] Без сомнения, они будут стрелять первыми. В один прекрасный день немецким буржуа и их правительству надоест пассивно наблюдать все возрастающий подъем социализма; они прибегнут к беззаконию, к насильственным действиям. Что это даст? При помощи насилия можно задушить маленькую секту, действующую на ограниченной территории; но нет еще такой силы, которая была бы в состоянии уничтожить партию в два миллиона [В немецком тексте вместо слов «два миллиона» напечатано: «два — три миллиона». Ред.] человек, рассредоточенных на всем пространстве огромной империи. Насильственная контрреволюция [В немецком тексте вместо слов «Насильственная контрреволюция» напечатано: «Временный перевес контрреволюционных сил». Ред.] может, пожалуй, задержать на несколько лет победу социализма, но лишь для того, чтобы затем эта победа стала еще более полной и прочной.
249
Энгельс использует слова консервативного политического деятеля времен Второй республики во Франции О. Барро «законность нас убивает», отражавшие намерения представителей французской реакции в конце 1848 — начале 1849 г. спровоцировать народное восстание и, подавив его, восстановить монархию.
250
Энгельс перефразирует здесь слова одного из офицеров французской гвардии на поле сражения при Фонтенуа (11 мая 1745 г.), выигранного французами во время войны за Австрийское наследство (1740–1746). При приближении к французской армии враждебных ей англо-голландско-ганноверских войск этот офицер воскликнул: «стреляйте первые, господа англичане!».
II
Все сказанное выше имеет силу лишь при том условии, что экономическое и политическое развитие Германии будет продолжаться в условиях мира. Война изменила бы все положение дел. А война не сегодня-завтра может вспыхнуть.
Что означает в настоящее время война, знает каждый. Это означает: Франция и Россия — с одной стороны, Германия, Австрия и, возможно, Италия — с другой. Социалисты всех этих стран, призванные против воли в армию, должны были бы сражаться друг против друга; что стала бы делать в таком случае Социал-демократическая партия Германии? [В немецком тексте добавлено: «Что стало бы с ней?». Ред.]
Германская империя — это монархия с полуфеодальными порядками, в которой, однако, решающую роль играют в конечном счете экономические интересы буржуазии. Эта империя допустила благодаря Бисмарку огромные ошибки. Ее полицейская, мелочная, придирчивая внутренняя политика, недостойная правительства великой нации, навлекла на нее презрение всех буржуазно-либеральных стран; ее внешняя политика вызывает недоверие, даже ненависть соседних народов. Насильственной аннексией Эльзас-Лотарингии германское правительство на долгие годы сделало невозможным какое-либо примирение с Францией, а Россию, без всякой действительной выгоды для себя, оно сделало арбитром Европы. Это было настолько очевидным, что на другой же день после Седана [251] Генеральный Совет Интернационала мог предсказать нынешнюю европейскую ситуацию. В его воззвании от 9 сентября 1870 г. говорится: «Неужели тевтонские патриоты действительно думают, что свобода и мир для Германии будут обеспечены, если они принудят Францию броситься в объятия России? Если военное счастье, опьянение своими успехами, династические интриги толкнут Германию на путь грабительского присвоения французских областей, для нее останутся только два пути: либо она должна во что бы то ни стало сделаться явным орудием русской завоевательной политики, либо она должна после короткой передышки начать готовиться к другой «оборонительной войне», но не к одной из тех вновь изобретенных «локализованных» войн, а к войне расовой, к войне против объединенных славянской и романской рас» [252] .
251
О сражении при Седане см. примечание 194.
252
Энгельс цитирует «Второе воззвание Генерального Совета Международного Товарищества Рабочих о франко-прусской войне» (см. настоящее издание, т. 17, стр. 278–279).
Несомненно, по сравнению с этой Германской империей даже и нынешняя Французская республика представляет собой революцию, — правда, лишь буржуазную революцию, но все же революцию. Но как только эта республика ставит себя в подчинение русскому царизму, — дело меняется. Русский царизм— враг всех западных народов, даже буржуазии этих народов. Если бы царские орды вторглись в Германию, они принесли бы не свободу, а рабство, не развитие, а опустошение, не прогресс, а одичание. Действуя рука об руку с царем, Франция не может принести Германии никакой освободительной идеи; французский генерал, который заговорил бы о германской республике, был бы высмеян всей Европой и Америкой. Франции пришлось бы отречься от своей революционной роли [В немецком тексте вместо слов «от своей революционной роли» напечатано: «от всей своей революционной роли в истории». Ред.] и позволить бисмарковской империи разыгрывать из себя представительницу западного прогресса в противовес восточному варварству.
Но теперь за официальной Германией стоит германская Социал-демократическая партия, партия, которой принадлежит будущее, близкое будущее страны. Как только эта партия придет к власти, она не сможет ни использовать ее, ни удержать в своих руках, не исправив тех несправедливостей по отношению к другим нациям, которые были совершены ее предшественниками. Она должна будет подготовить восстановление Польши, которую в настоящее время так подло предала французская буржуазия; она должна будет предоставить Северному Шлезвигу и Эльзас-Лотарингии возможность по собственному усмотрению определить свое политическое будущее. Все эти вопросы будут, таким образом, легко разрешены, и это произойдет в ближайшем будущем, если только Германия будет предоставлена самой себе. Между социалистической Францией и социалистической Германией не может возникнуть никакого вопроса об Эльзас-Лотарингии, вопрос этот будет разрешен в мгновение ока. Речь идет лишь о том, чтобы подождать каких-либо десять лет. Во Франции, Англии, Германии весь пролетариат еще ждет своего освобождения; неужели и эльзас-лотарингские патриоты не могут также подождать некоторое время? Неужели из-за их нетерпения целый континент должен быть опустошен и в конце концов отдан под власть царского кнута? Стоит ли игра свеч?