Собрание сочинений (Том 2)
Шрифт:
– Ваше высокородие, не иначе, как быть восстанию.
И снова забегали по городу жандармы и шпики. Приготовились пулемётчики. А Голова-Качанов приказал из пушки через каждый час стрелять холостым зарядом. Для острастки, чтобы все знали, что власть начеку.
То и дело к полковнику являются жандармские приставы и офицеры, докладывают, везде ли спокойно.
Пришёл пристав Тупиков:
– Ваше высокородие, всё в полном порядке.
– Молодец. Ступай.
Прибыл
– Ваше высокородие, всё в полном порядке.
– Молодец. Ступай.
Прибыл и Носорогов:
– Ваше высокородие, никаких нарушений не обнаружено. Всё в полном порядке.
– Молодец. Ступай.
Повернулся Носорогов, а сзади у него во всю жандармскую спину листовка: "Да здравствует Первое мая! Долой самодержавие!"
– Идиот!
– взревел Голова-Качанов.
– Под арест! На гауптвахту!
И снова по городу забегали жандармы и шпики. Снова залегли полицейские за пулемёты. Снова ударила пушка.
А тем временем рабочие собрались в загородной роще и спокойно отпраздновали Первое мая.
ФЕРАЙНИГТ ОЙХ!
В немецкий порт Гамбург прибыл русский пароход "Пётр Великий". Прибыл в день Первого мая. Привезли русские моряки срочные грузы. Пора приступить к работе. А на пристани никого нет. Бастуют немецкие грузчики. Требуют, чтобы владельцы порта на час сократили рабочий день.
Грузы на "Петре Великом" срочные. Отдал тогда капитан приказ приступить к работе самой команде.
Заволновались матросы:
– Как же это, братцы, а?
– Подведём немцев.
Посовещались матросы и отказались выполнить приказ капитана. Прошёл день, второй, третий. Собралось за это время в гамбургском порту до десятка других кораблей: английские, французские, датские. Узнали и на этих кораблях матросы, в чём дело. Решили и они поддержать немцев.
Стоят суда у причалов. Замер гамбургский порт. Лишь вахтенные ходят по палубам.
Прошла неделя. И вот как-то уже в темноте к вахтенному матросу Ивану Гагину подошёл носатый немец и сунул записку.
Немецкий язык Гагин не знал. Крутит бумагу в руках, размышляет, как ему быть. И вахту оставить нельзя, и некого крикнуть - все спят. А бумага, наверное, важная...
Прошёлся Гагин по палубе, приблизился к капитанской каюте. Темно.
"Ладно, - решает.
– Капитан спит, не заметит, сбегаю вниз к товарищам".
Спустился в матросский кубрик, стал будить соседа по койке Фому Спирина.
– Ну что тебе?
– нехотя отозвался Спирин.
– Бумага.
– Какая ещё бумага?
– Немец сунул.
Взял Спирин бумагу, поднёс к глазам. Пожал плечами.
Стали будить других. Многие и сами начали просыпаться. Только читать по-немецки
– Буди Сомова. Он знает.
Разбудили. Посмотрел Сомов бумагу, улыбнулся.
– Да ты давай вслух, - зашумели матросы.
– "Либе геноссен", - прочитал Сомов.
Все стихли.
– Дорогие товарищи, - перевёл он на русский язык.
– Ясно. Давай дальше.
– "Данк фюр ойре золидаритэт" - благодарим за солидарность, то есть за помощь, - объяснил Сомов.
– Понятно.
– Ишь ты!
– Правильно!
– Давай дальше.
– "Вир хабен гезигг. Пролетариер аллер лендер, ферайнигт ойх!" прочитал Сомов.
– Мы победили. Пролетарии всех стран...
– ...соединяйтесь!
– выпалил Спирин.
– Верно, - произнёс Сомов.
Мало кто из матросов в эту ночь спал.
– Взяла, значит, - радовались они.
– Добились. Помогли, выходит, и мы немцам.
На следующий день с утра немецкие грузчики приступили к работе. Таскают с "Петра Великого" ящики, бочки. Посматривают на русских, улыбаются.
Принялись и русские помогать немцам. Взялся и Гагин. Подхватил с каким-то немцем тяжёлый ящик, присмотрелся, а немец - тот самый, что записку вчера ему сунул. Кивнул ему по-приятельски Гагин. И немец кивнул.
– Пролетариер аллер лендер, ферайнигт ойх!
– прошептал немец.
– Ферайнигт ойх!
– повторил Гагин.
БУДУТ - НЕ БУДУТ
В середине апреля на завод Полисадова приехала группа бельгийских рабочих. Привезли из Бельгии станки для завода. Вот и прибыли бельгийцы их устанавливать.
Приближалось Первое мая. Русские рабочие договорились в этот день на работу не выходить. Стали думать: а как же бельгийцы?
Одни говорят:
– Будут бельгийцы работать.
– Нет, не будут, - возражают другие.
О том же заспорили и заводские ребята. Колька Зудов за то, что бельгийцы будут работать, Лёнька Косичкин, наоборот, - не будут.
– Не наших они кровей, не поддержат бельгийцы русских, - заявляет Колька.
– А вот и поддержат, - упирается Лёнька.
Спорили, спорили, наконец решили: десять щелчков тому, кто проиграет.
В ночь под Первое мая Лёнька спал плохо. А что, если Колька прав и бельгийцы приступят к работе? Пальцы у Кольки крепкие - влупит, так будь здоров.
И Кольке не спалось. А ну как прав Лёнька! И хотя Колька щелчков не очень боялся, да неловко будет перед ребятами. Колька любил всегда быть правым.
На следующий день ранним утром помчались ребята к заводу. Были здесь и Колька, и Лёнька, и Лёнькина сестра - рыжая Катька, и ещё человек десять.