Собрание сочинений (Том 2)
Шрифт:
А то, что он по весне, в ледоход, любил кататься на льдинах, так и другие катались. Только Лёшка и здесь в первых. Был смел. Не трусил. До середины Невы добегал по льдинам.
А то, что как-то побил конопатого Филимона - сына владельца керосиновой лавки Горелкина, так ведь и другие тоже лупили. Жадный был вот и лупили. Правда, Лёшка избил сильнее, так ведь на то и кулак у него был увесистей и удар метче. Да что Филимона Горелкина - Лёшка как-то извозил гимназиста Перчаткина! И тоже за дело. Нечего было гимназисту заглядываться на соседскую девчонку Катьку Ручкину. Лёшка и Катьку избил.
Ну кто скажет, что Лёшка не прав? А вот бабка сказала! Да хорошо, если бы только сказала. А то сразу за скалку.
Или вот ещё такой случай. Выменял как-то Лёшка бабкину пуховую шаль на голубя. Голубь был не простой - породистый турман. Летает, а сам, словно циркач, переворачивается через голову. Вся улица сбегалась смотреть на забавную птицу. Нет бы бабке тоже взглянуть. А она, не разобравшись, снова за скалку.
В общем, Лёшка твёрдо считал, что не жил он у бабки, а мучился. "Промучился" до самого 1916 года. А с весны ушёл и больше не возвращался. Устроился мальчиком у аптекаря Золотушкина, там и прижился.
Приходила бабка, плакала.
– Хороший, ненаглядный, единственный, - выводила старуха и звала Лёшку домой.
Только Лёшка оказался упрям - ни в какую.
А к осени бабка скончалась. Отпели Родионовну. Похоронили. И Лёшка остался совсем один, как неокрепший дубок на нескончаемом поле.
КАПЛИ ГРАФИНИ ПОТОЦКОЙ
За пистолетом парень не вернулся. Зря Лёшка топтался в чужой подворотне. Зря перелезал через стену и бродил по соседней улице. Наконец, сунув пистолет за пазуху, мальчик помчался домой.
Бежит Лёшка, приятно холодит железная тяжесть "Смит и Вессона" Лёшкин живот, и думает Лёшка: "Прибегу, забьюсь в чуланчик, рассмотрю находку". Не тут-то было.
– Алексей, живо к генералу Зубову!
– приказал Золотушкин и передал мальчику свёрток с лекарствами.
Дарья, генеральская прислуга, открыв дверь мальчику, пристально посмотрела на отвислую Лёшкину пазуху.
– Что это у тебя?
– Капли для графини Потоцкой, - соврал, не моргнув глазом, Лёшка.
– Капли?
– подивилась прислуга.
Ух, уж эта Дарья! До всего-то ей дело. Как придёт Лёшка, она его уж и о том и об этом расспросит и непременно накормит. Добрая Дарья. Вот и сегодня.
– Ох, ох, - вздыхает, - замучил тебя аптекарь. Сиротинушка ты моя, тянет Лёшку на кухню.
– Да я не хочу, - упирается Лёшка.
– Ешь, ешь, - заставляет и опять причитает: - Сиротинушка ты моя. Некому-то о тебе позаботиться.
Ест Лёшка, а самому не терпится - скорей бы в чуланчик.
– Тётка Дарья, так мне же к графине Потоцкой быстрее надо.
– Ну ступай!
– отпускает наконец Дарья и суёт на дорогу мальчику пряник.
Вернулся Лёшка - сразу в чуланчик. Только сунул руку за пистолетом, а его опять вызывает аптекарь и - надо же!
– действительно даёт ему капли и посылает к графине Потоцкой.
До позднего вечера носился в этот день Лёшка по клиентам. Дважды побывал у князя Гагарина, бегал к артистке Ростовой-Задунайской, к приват-доценту Огурцову и ещё в несколько мест.
Волнения в городе тем временем стихли. На улицах снова появились нарядные люди, работали магазины,
Не повезло ему и в подъезде на Литейном: всунулась волосатая физиономия с бляхой под бородой - дворник.
– Ты что тут?.. Вот я те...
Пришлось убираться.
Наконец, уже в темноте, Лёшка вытащил пистолет прямо на улице. До этого смотрел - никого нет. А тут - и откуда она только взялась! появилась девица в коротенькой шубке. Увидев в руках у мальчика пистолет, девушка с криком бросилась в одну сторону, а Лёшка испугался не меньше и стремглав помчался в другую.
– Бог с ним, - решил наконец мальчик, - вернусь домой - рассмотрю.
Однако дома он неожиданно застал гостя. У Золотушкина был околоточный надзиратель Животов. И Лёшке пришлось прислуживать.
Животов пил рябиновую настойку и рассказывал о городских беспорядках.
– Так вы того, - говорил околоточный, обращаясь к Золотушкину, - чуть что - к нам в участок. У вас дело такое: ап-те-ка, - протянул он.
– Тут может всякое статься. Ну, ваше здоровье, - и выпил рюмку.
– Слушаюсь, - отвечал Золотушкин.
– А как же-с. Непременно-с.
– Народ - он стихия, - продолжал Животов.
– Он без власти, что конь без узды, что овцы не в стаде. Нынче на Знаменской площади жандармского полковника убили. Из пистолета, между прочим. Мастеровой какой-то. Ведётся розыск. Я вам скажу, за такие дела ого-го...
– заключил Животов.
Лёшка замер, прикрыл рукой пазуху.
"Ведётся розыск", - не вылезало из головы у мальчика. Он пощупал пистолет и представил себе ту страшную минуту, когда околоточный Животов своими здоровенными ручищами схватит его, притянет к себе и скажет: "А где ты взял пистолет? А зачем тебе пистолет? А не ты ли убил полковника?" Мальчик похолодел. "Брошу в прорубь, в Неву", - решил Лёшка.
– Государь император, изволю вам доложить, - продолжал между тем околоточный, - прислал депешу: "Прекратить беспорядки". Во как. Мы живо. У нас разговор простой. Становись. В ружьё. Пли!
– И Животов засмеялся. Потом приблизился к Золотушкину.
– Назавтра, будьте покойны, никаких беспорядков. Никаких!
– повторил он и снова потянулся за стопкой.
Тем временем Лёшка несколько успокоился, подумал: "Зачем же в Неву?" Выбрав удобный момент, мальчик осторожно прошёл на кухню, плотно прикрыл за собой дверь, потом приподнял дверцу подпола и полез вниз. Высмотрев укромное место в дальнем углу, он засунул опасную находку под какие-то ящики.
Когда Лёшка вернулся в комнату, надзиратель прощался с аптекарем.
– Будьте покойны, - ещё раз повторил Животов.
– Назавтра никаких беспорядков.
Проводив околоточного, Золотушкин перекрестился, прошёл в аптечный зал и позвал Лёшку.