Собрание сочинений (Том 2)

Алексеев Сергей Трофимович

Разное бывало в полку, а вот такое случилось впервые: в один из июньских дней адъютант командира полка прапорщик Лещ доложил полковнику Громолысову о необычайном происшествии, случившемся на их участке фронта, - в окопах появился мальчик, назвался Лёшкой.

– Мальчик?
– переспросил Громолысов.

– Так точно, - ответил Лещ.

– Немедля отправить с фронта, - распорядился полковник.

– Слушаюсь.

Лёшку отправили.

Однако прошёл день, и прапорщик снова докладывал командиру полка о появлении мальчика.

–

Ещё один?!
– удивился полковник.

– Нет. Тот самый.

– Вот как! Вы что же, его не отправляли?

– Отправил.

– Так что же?

– Так он обманул сопровождающих солдат и начальника станции и снова вернулся.

Тогда Громолысов распорядился привести Лёшку. Он долго смотрел на щуплую поджарую фигурку мальчика, на большие горящие возбуждением и упрямством глаза, наконец произнёс:

– Патриот, значит. Защитник отечества!

Прапорщик Лещ хихикнул.

– Я хочу сбить германский аэроплан, - проговорил Лёшка.

– Аэроплан?!

– Он всё про какого-то Степана Зыкова говорит, - произнёс Лещ.

– А кто такой Степан Зыков?

– Полный георгиевский кавалер, - выпалил Лёшка.

– Ах, вот оно что!
– Полковник задумался.
– Значит, ты за войну. До полной победы!

– Я хочу германский аэроплан, - повторил мальчик.

Лещ снова хихикнул. Однако Громолысов строго посмотрел на своего адъютанта, потом перевёл взгляд на Лёшку и, к превеликому удивлению Леща, отдал приказ оставить мальчишку на фронте.

– Пусть покрутится среди солдат, - проговорил полковник.
– Для нас и такой агитатор - клад.

– Агитатор!
– хихикнул прапорщик Лещ.

В ОБОЗНОЙ КОМАНДЕ

Ружья Лёшке не дали. Приписали в обозную команду к походной кухне.

– Да ты, - говорил Пятихатка, полковой повар, - не горюй. Старайся, так, может, и ружьё дадут и в разведку посылать станут.

И Лёшка вовсю старался. Он колол и пилил дрова, размешивал длинным черпаком кашу, до блеска надраивал котлы. А вечерами они с дядей Акимом укладывались под колёса походной кухни, и мальчик приставал с расспросами. Начал с аэропланов.

– Летают, - отвечал Пятихатка.
– Только я всего раз их и видел. Аккурат летом прошлого года. А зачем тебе аэроплан?

Лёшка не ответил и тут же полез с новым вопросом:

– А за что кресты дают, дядя Аким?

– За разное, - неохотно ответил солдат.

– А за что - за разное?
– не отставал Лёшка.

– За пленение германского офицера, - стал перечислять Пятихатка, - за спасение полкового знамени, за вынос с поля боя раненого командира. За разное дают. Только ведь его и заслужить не просто. Жди ты, пока тебе германский офицер дастся. А знамя, так ведь оно и всего одно на весь полк... Ты что же, по своей воле на фронт?
– спросил неожиданно кашевар.

– Я крест хочу, - проговорил Лёшка.

– Эна оно чего. Ну, ну, жди ты этого самого креста. Может, тебе, как особо важной

персоне, и дадут. Только вот я третий год на войне, да всё ни при крестах, ни при медалях.

– Так вы же, дядя Аким, при кухне.

Пятихатка обиделся.

– Дура, - сказал он и задрал край рубахи.

Лёшка увидел красный рубец, перехвативший солдатский бок. Мальчик поморщился и отвернулся.

– Нет, - проговорил солдат, - смотри. Знай, что на войне всюду пекло.
– И опять повторил: - Дура.

Каждый день мальчик запрягал мерина, и они с дядей Акимом ехали к передовой, почти к самым окопам, кормить солдат. Собирались солдаты, начинались шутки.

– Генерал, генерал приехал! Аккурат для войны у тебя самое подходящее орудие, - смеялись солдаты над Лёшкиной кухней.

– Хватит, - обрывал балагуров Пятихатка.
– Чего привязались? Получил кашу - и будь здоров. Давай следующий.

Прошло несколько дней, и солдаты привыкли к Лёшке. Смотрят на мальчика - родную деревню, дом вспоминают. Теперь уже мало кто смеялся над Лёшкой, а наоборот, каждый норовил сказать доброе. И лишь один длиннющий солдат, по фамилии Ломов, поглядывал на мальчика косо, чуть что - гнал с передовой и всё говорил о том, что Лёшку надо немедленно отправить с фронта.

– Чего он?
– спросил кашевара Лёшка.

– А что? Правду говорит Ломов. Ты бы и впрямь подумал о доме, отвечал Пятихатка.

Однако возвращаться Лёшка не собирался. Вечером мальчик ложился на спину и смотрел в высокое звёздное небо. И представлялся ему тот день, когда он совершит свой первый подвиг и заработает Георгиевский крест. Утром Лёшка вставал и с ещё большим усердием начинал крутиться около кухни.

– Старайся, старайся, - говорил Пятихатка.
– Может, и впрямь дадут винтовку, может, и взаправду заработаешь крест.

НЕ ПОЛУЧИЛОСЬ

Мысль о кресте не давала Лёшке покоя. "Легче всего, - рассуждал мальчик, - за спасение русского офицера".

И вот Лёшка стал выбирать себе офицера. Делал умно. Высмотрел поручика Иголкина, командира второй роты. Он и на передовой чаще бывает и весом мал - в случае чего тащить легче. Стал Лёшка, словно тень, всюду ходить за Иголкиным.

– Ты что это?
– как-то спросил поручик у мальчика.

– Я вас с поля боя хочу вынести.

– Как - вынести?
– не понял Иголкин.

– Ну, вас ранят. Я вас и вынесу.

Поручик с удивлением посмотрел на Лёшку. Усмехнулся. А вечером рассказал другим офицерам, и те тоже смеялись. Больше всех хохотал штабс-капитан Дулин.

Рассказы про Лёшкину выдумку дошли и до полковника Громолысова. "Молодец", - похвалил командир полка, вызвал Леща и сказал:

– Ну, каково?! Что я вам говорил?

И надо же! Поручик Иголкин действительно угодил под пулю. Лёшка вначале даже не понял. Смотрит - Иголкин упал. Мальчик бросился к офицеру. Подхватил, поволок. Выбежали солдаты, подняли поручика, а он мёртв.