Собрание сочинений (Том 2)
Шрифт:
– Было нас, Пятихаток, пять - все братья: Лука, Илья, Григорий, Фёдор и я, Аким, младший. Начали войну все разом, в одной роте. Нам ещё три винтовки на пятерых дали.
– Как - три?
– усомнился Лёшка.
– Три, - повторил солдат.
– Винтовок не хватало. Одну на двоих давали. Так что у нас вроде как половина даже лишняя ещё получалась.
"Пять Пятихаток, - подивился Лёшка.
– И фамилия какая чудная. И пять братьев. И три ружья".
– Пять, - проговорил солдат.
– Только пять было,
– Как так?!
– вырвалось у мальчика.
– Сразу всех и поубивало?
– Зачем сразу. Не сразу. Первого убило Луку, в 1914 году под городом Галичем. Вот ещё память от Луки осталась.
– Кашевар показал на свою винтовку.
Солдат замолчал. И Лёшка сидел молча, замер, не шевелился.
– А Илья, - стал продолжать Пятихатка, - так тот погиб на следующий год. И тоже под тем же городом Галичем. Только тогда наступали австрияки, а мы отходили от Галича. При переправе через Днестр его как раз и убило.
– Ну, а Григория?
– спросил Лёшка.
– И Григория тоже убило под Галичем.
– Тогда же?
– Нет. В шестнадцатом году. Про генерала Брусилова слыхал?
– спросил Пятихатка.
– Нет, - покачал головой Лёшка.
– Так вот, в шестнадцатом году генерал Брусилов прорвал австро-германский фронт, и наша армия снова пошла на Галич. Вот тут-то Григория и убило. А через три месяца, как генерал Брусилов стал отступать, убило и четвёртого брата - Фёдора. Жаль Фёдора, последний был из братьев, - проговорил солдат и опять замолчал.
– Дядя Аким, - чуть переждав, обратился Лёшка.
– Ну, а как Галич?
– Галич, он и есть Галич, - ответил солдат.
– Он как был у австрияков, так и остался.
Смотрит Лёшка на солдата, думает: "Что же это за война? Четыре брата погибло, а выходит, за что? За пустое место".
– Э-эх, война, - вздохнул Пятихатка.
– И за что воюем? И кто её выдумал? Правильно, поди, говорят большевики...
– Ну как, узнал про войну?
– спросил на следующий день мальчика Ломов.
– Узнал, - ответил Лёшка и молча побежал к своей кухне. И что удивительно - о крестах и медалях с той поры не заикался да и с расспросами о войне к солдатам больше не приставал. И ещё одно - стал Лёшка усерднее крутиться возле кухни и ещё больше помогать Пятихатке.
"СОЛДАТСКАЯ ПРАВДА"
Ещё как-то весной Ломов принёс в окопы номер газеты "Солдатская правда". Передавалась она из рук в руки, и зачитали её до дыр. В газете была напечатана статья Ленина.
"Большинство солдат - из крестьян, - писал Ленин.
– Всякий крестьянин знает, как угнетали и угнетают народ помещики. А в чём сила помещиков? В земле".
– Правильно, - говорили солдаты.
– От неё, от земли, вся сила.
"Надо, чтобы все земли помещиков отошли к народу", - говорилось дальше в статье.
– И это правильно, - соглашались
Статья Ленина произвела на всех огромное впечатление. Несколько дней в окопах только и говорили, что о "Солдатской правде".
После этого Ломов ещё несколько раз приносил газету. Была она маленькой, но занозистой. Помещала солдатские письма, письма крестьян из деревни, а главное - рубила правду: и про войну и про Временное правительство писала откровенно. И это солдатам нравилось.
В окопах привыкли к "Солдатской правде" и ждали её с нетерпением.
И вот Ломов снова принёс газету. Солдаты стали читать - и охнули. Редакция сообщала, что газета будет закрыта - нет типографии и денежных средств. "Нам не поможет никто, - писалось в заметке.
– Лишь собрав по грошам, мы создадим типографию и прочно поставим газету".
Сообщение взволновало солдат.
– А как же, - заговорили в окопах.
– Как не помочь. Ведь не чужая газета. Своя, солдатская. "Их благородия", чай, не помогут.
Стали сдавать кто что мог. Ломов снял Георгиевский крест, и это послужило примером. Зуев отдал медаль. Пенкин - тоже медаль. Начали сдавать и другие. Кое-кто собрал медяки. Ефрейтор Бабушкин вынул из уха серебряную серьгу. Рядовой Кривокорытов отдал нательный крест.
И вот когда Ломов стал пересматривать собранные в фонд газеты пожертвования, то среди солдатских орденов и медалей он вдруг обнаружил офицерский крест.
Крест озадачил солдата. "Кто бы это?" - размышлял Ломов. Ордена он отправил, а сам стал присматриваться и к офицерам и к офицерским крестам. Заметил: прапорщик Лещ стал ходить без своей награды. "Неужели, недоумевал Ломов.
– Как же это понять?"
Исчезновение креста озадачило и самого прапорщика. Где и при каких обстоятельствах пропал крест, Лещ не помнил. Потерять его, кажется, не мог. Украли?! И здесь Лещ вспомнил про Лёшку. Мальчик отнекивался и уверял, что он ни о каком кресте ничего не знает.
– Да я его и в глаза никогда не видел, - говорил Лёшка.
– "Не видел"!
– кричал прапорщик.
– А вот тут что у меня висело?
– и тыкал себя пальцем в грудь.
– Нет, не видел, - повторил мальчик.
– Кажись, там ничего не было.
– "Кажись"!
– злился Лещ.
– А не ты ли на него всё время глаза пялил?!
Но мальчик по-прежнему упирался и твердил лишь одно: "Не видел. Не брал".
– Ну, может быть, пошутил или взял поиграть, - уже примирительно говорил прапорщик.
– Не брал, - упорствовал Лёшка.
– Скотина!
– ругнулся Лещ.
Слух об исчезновении офицерского ордена прошёл по полку. Тогда и Ломов подумал о Лёшке. На сей раз мальчик отпираться не стал и сказал правду.
– Так я же его для газеты, - объяснял Лёшка.
– Зачем Лещу крест? Обойдётся и так. А тут ведь для дела.