Собрание сочинений (Том 2)
Шрифт:
Прошло несколько дней, и дядя Андрей сдержал своё слово. Мальчик был принят учеником в механическую мастерскую.
Лёшкин учитель старик Авлов, взглянув на новичка сквозь узкие очки, сидевшие бабочкой на самом кончике носа, спросил:
– Как звать?
– Лёшка.
– Фамилия?
– Митин.
– Так, хорошо, - произнёс Авлов и показал Лёшке слесарный станок, тиски и разные инструменты.
– Вот тут пока стой рядом, наблюдай за работой. На завод приходи вовремя. Да смотри у меня, не озоруй и не балуй.
В
– Пашка Мельник, - протянул он лоснящуюся от машинного масла руку.
– Лёшка Митин.
– К нам?
– В механическую.
– К Авлову?
– К Авлову.
– Это хорошо, - проговорил Пашка.
– Этот научит.
Пашка повёл Лёшку по заводу, показал ему заводоуправление, объяснил, где какой цех, зачем через заводской двор проложены железнодорожные пути, и многое другое.
Потом Пашка рассказал о заводских новостях: и о том, что на Путиловском есть заводской комитет из большевиков и рабочих, которого даже сам директор генерал Дроздов боится, что существует рабочий контроль - это чтобы следить за начальством - и что скоро на заводе и вообще в Питере будет такое, что и во сне не приснится.
– Это тебе не деревня!
– заключил Пашка.
– Тут, брат, рабочий класс!
ОПЯТЬ НА АПТЕЧНОЙ, СНОВА У ДАРЬИ
В первый же воскресный день Лёшка решил сходить на Аптечную улицу, узнать про Золотушкина, навестить Дарью.
Аптека была открыта. Заглянул мальчик в окно - за той же конторкой стоит Золотушкин. В тех же очках, в пиджаке том же и та же палка с загнутой ручкой рядом с конторкой. Только ещё больше поседел и согнулся аптекарь.
Хотел было Лёшка зайти к Золотушкину, но потом передумал. "Не стоит. Значит, жив аптекарь, выходит, выпустили", - и успокоился.
Направился к Дарье.
– Сиротинушка, - увидев Лёшку, всплеснула руками генеральская прислуга.
– Жив. Вернулся.
– Она стала обнимать мальчика.
– Значит, вернулся. Ты что же, опять у аптекаря?
– Нет, - проговорил Лёшка.
– Я на Путиловском.
– На Путиловском?! Кем же ты?
– Слесарем, - приврал Лёшка.
– Ох, ох, - завздыхала Дарья.
– Такой-то малый - и слесарем.
– Так я же не малый. Я на войне был, - ответил Лёшка.
– На войне?!
Дарья принялась допытывать Лёшку обо всём. Слушала, вздыхала, охала. Потом схватила мальчика за руку и, как в былые времена, потащила к себе на кухню.
– Да я не хочу. Я же сыт, - упирался Лёшка.
– Пошли, пошли, - не отставала Дарья.
– Нынче у нас пирог с мясом. Нынче к нам генерал вернулся.
– Генерал?
– Ну да. Батюшка наш, Дмитрий Петрович. Радость-то в доме. Радость у нас какая!
– Какая же это радость?
– произнёс Лёшка.
– Генералы, они буржуи. Война из-за них не кончается. Да я вашего генерала ещё в феврале арестовать хотел. Скоро вашему генералу того, - провёл мальчик рукой по
– Скоро в Питере будет такое, - повторил Лёшка Пашкины слова, - что вам, тётка Дарья, и во сне не приснится.
Слушала Дарья и только хваталась за голову. "Ох, ох", - вздыхала прислуга и пялила на гостя удивлённые, расширенные от испуга глаза.
Лёшка ушёл, а Дарья долго ещё крестилась.
СОКРАЩЕНИЕ
До тридцати тысяч человек работало на Путиловском заводе.
В одной только шрапнельной мастерской - более четырёх тысяч.
А были ещё мастерские: механическая, прокатная, прессовая, пушечная... Сорок девять разных мастерских и цехов насчитывал огромный завод. "Железным городом" называли его в Петрограде.
Путиловские рабочие - дружный народ. Ещё с весны они организовали свой заводской комитет и повели борьбу с заводским начальством.
Временное правительство боялось путиловцев. Не хотело оно, чтобы в одном месте работало столько людей.
И вот заводоуправление решило почти наполовину сократить число путиловских рабочих. Под сокращение попал и Лёшка.
Вот те раз: только устроился, а тут сокращение!
– Ничего, - успокаивал мальчика дядя Андрей.
– Это мы ещё посмотрим.
А чего смотреть, когда Лёшке об этом мастер прямо сказал?
Весть о сокращении расползлась по баракам, по домам вокруг Нарвской заставы, по соседним сёлам, в которых жило много путиловцев.
– Как так?
– возмущались рабочие.
– Не имеют права!
– Эх, господа хорошие, видать, занозой у вас сидит завод наш.
– Пусть увольняют приписанных.
С приписанными была целая история. Приписанными называли тех, кто хотя и числился в составе путиловских рабочих, но не работал.
Было таких несколько тысяч: всякие купеческие сынки и сынки богатых чиновников - все те, кто скрывался от фронта. Путиловских рабочих не призывали в армию.
– Вот пусть сынков и отчисляют, - шумели рабочие.
Собрался заводской комитет.
– Сидоров?
– спрашивал Васильев, председатель заводского комитета.
– Работает в механическом, - отвечали члены комитета.
– Оставить.
– Прохоров?
– В шрапнельной.
– Оставить.
– Золоторучкин?
Стали проверять, где работает Золоторучкин. Оказывается, нигде.
– На увольнение.
Проверив списки, члены заводского комитета явились к заводскому начальству.
– Согласны на сокращение, - проговорил Васильев.
– Есть кого сокращать.
– Вот и хорошо, - ответил генерал Дроздов, директор завода.
– С углём плохо. Нет нужды держать столько людей.
Положил Васильев перед директором списки. Поглядел Дроздов, а там всё - либо Золоторучкин, либо Богатеев, либо Толстосумов - сплошные купеческие и чиновничьи сынки. Поморщил Дроздов нос, понял, что рабочих не проведёшь. И отдал приказ отменить сокращение.