Собрание сочинений, том 3. Охотники за растениями, Ползуны по скалам, Затерянные в океане
Шрифт:
Новый опыт, как и испытание силы орла, не отнял много времени. Если бы он удался, наши охотники потратили бы несколько часов и в результате с торжеством стояли бы на вершине утеса, а Фриц весело носился бы по снежному склону, словно желая загнать какого-нибудь большого архара на поднебесную вершину Чомо-лари.
Ах, как отличалась от этой картины та, какая представилась вечером этого богатого событиями дня! Незадолго до захода солнца можно было видеть, как охотники печально и медленно возвращаются в свою хижину - в ту опостылевшую им хижину, которую они так жаждали навсегда покинуть.
Увы!
Оссару с беркутом под мышкой поднялся по лестницам до самого верхнего уступа. Отсюда он "запустил" орла, дав ему взлететь на всю длину веревки. Это был опыт весьма опасный для шикари и чуть было не оказавшийся последним актом его жизненной драмы.
Шикари стоял, балансируя на узком уступе, вполне уверенный, что беркут взлетит прямо кверху, и то, что произошло в следующий миг, было для него полной неожиданностью: вместо того чтобы взмыть вверх, орел ринулся по горизонтали и летел все в том же направлении, пока не вытянул за собою всю свою привязь; потом, никуда не сворачивая, даже не задержавшись в полете, но волоча все пятьдесят ярдов веревки, за другой конец которой Оссару, к счастью, больше не держался, он полетел через всю долину к утесам на противоположной ее стороне и без труда достиг их вершины.
Не без досады следили Карл и Каспар за полетом беркута; некоторое время им казалось, что Оссару не справился с задачей, которую ему поручили.
Но вскоре они услышали объяснения Оссару и признали их справедливость. Было очевидно, что, не выпусти он вовремя веревку, ему бы пришлось сделать такой скачок, после которого он уже был бы не в состоянии объяснить товарищам, как и почему улетел орел.
Глава XL. ФРИЦ И КОРШУНЫ
С чувством глубокого, горького разочарования наши искатели приключений покинули лестницы, которые снова обманули их надежды, и направились к хижине.
Как и в тот раз, они шли медленно, с понурым видом. Фриц уныло брел за ними, разделяя их настроение.
Они молча подходили к хижине, но при виде примитивного жилища, с которым им никак не удавалось расстаться, Карлу пришла в голову новая мысль, заставившая его нарушить молчание.
– Вот наш истинный друг!
– произнес Карл, указывая на хижину.- Пусть все другие нам изменят - она останется нам верна! Правда, она грубая, но ведь грубыми бывают и самые верные друзья. Мне становится мила наша честная хижина, и я уже начинаю смотреть на нее, как на свой домашний очаг.
Каспар ничего не ответил. Он только вздохнул. Юный охотник, преследовавший когда-то серн в Баварских Альпах, думал о другом очаге, находившемся далеко, в стороне заходящего солнца, и, пока им владела такая мысль, он не мог примириться с вынужденным пребыванием в Гималаях.
Мысли Оссару были тоже далеко. Он думал о бамбуковой хижине на берегу хрустального ручья, под сенью пальм и других тропических деревьев. Еще больше мечтал он о рисовом пилаве и четни, но более всего - о своем любимом бетеле, который не мог ему заменить конопляный банг.
Но у Каспара была еще одна мысль, доказавшая, что
Юноша не решился первым нарушить молчание. Он лишь ответил на вопрос Карла, который, заметив рассеянный вид брата, спросил, что с ним.
– Я напряженно размышлял,- сказал Каспар.- С тех самых пор, как орел улетел, я думал о другой птице, о которой мне кое-что известно. Эта птица может сослужить нам службу не хуже беркута, а то и лучше.
– О другой птице?
– спросил Карл.- О какой птице ты говоришь? Уж не думаешь ли ты о китайском гусе, что живет на озере? Правда, его нетрудно поймать живьем, но позволь тебе сказать, брат, что его крылья способны поднять лишь собственное увесистое тело, а если ты прибавишь еще фунт-другой, привязав ему к лапе веревку, то он не сможет улететь из долины, совсем как мы с тобой. Нет, нет! Об этом нечего и думать. Кроме орла, никакая другая птица не в силах выполнить то, что ты от нее требуешь.
– Птица, о которой я думал,- возразил Каспар,- принадлежит к тому же роду, что и орел... Кажется, я выражаюсь вполне научно. Не так ли, ученый брат? Ха-ха-ха! Ну что же, называть мне ее? Наверно, ты уже догадался?
– Конечно, нет,- ответил Карл.- В этой долине нет птиц, принадлежащих к одному роду с орлом, кроме разве коршунов; впрочем, по мнению некоторых натуралистов, они не одного с ним рода, а лишь одного семейства. Если ты думаешь о коршуне, то их здесь несколько пород, но самый крупный из них поднимет на вершину утеса разве что толстую бечевку... Смотри, вот два коршуна,-продолжал он, указывая на птиц, круживших в воздухе ярдах в двадцати над землей.- Их называют "черки". Это самые крупные из гималайских коршунов. Ты имел в виду эту птицу, брат?
– Так это коршуны?
– спросил Каспар, переводя взгляд на крылатые существа, которые описывали круги в воздухе, словно выслеживая добычу.
– Да,- ответил натуралист.- И они принадлежат к одному семейству с орлами. Надеюсь, ты не их имеешь в виду?
– Нет, не совсем...- протянул Каспар, многозначительно улыбаясь.- Но посмотри на них: они парят совсем как воздушные змеи... О! Что это? воскликнул он, заметив, что птицы ведут себя как-то странно.- Что они делают? Клянусь жизнью, они нападают на Фрица! Неужели они думают, что могут справиться с нашим славным старым псом?
Действительно, коршуны внезапно спустились с высоты, на какой до сих пор парили, и теперь описывали быстрые круги над головой у баварского пса, который прилег в траве, на опушке маленькой рощицы, ярдах в двадцати от хижины.
– Может быть, там, в рощице, у них гнездо?
– высказал предположение Карл.Потому-то они и злятся на собаку. У них явно рассерженный вид.
И впрямь это можно было подумать, судя по поведению птиц, которые нападали на пса: они то поднимались на несколько футов, то бросались вниз по кривой, напоминавшей параболу. С каждым взлетом они все приближались и приближались к Фрицу, пока не начали задевать его морду крыльями. При этом коршуны издавали резкие крики, похожие на лай рассерженных лисиц.