Собрание сочинений (Том 3)
Шрифт:
Бывало, транспортный цех - целиком или частично - бросали на другие перевозки. Случилось, Пряхин повез работниц в подсобное хозяйство - зима хоть и задерживалась, а картошку убрать не успевали.
Обратно Алексей мчал порожняком. Газогенераторка разбрызгивала грязь, шлепала, как старуха, по лужам, и слово "мчал" к этой утлой полуторке, конечно, никак не подходило. Да еще Алексей остановился несколько раз, чтобы подкочегарить свою топку, подбросить чурбачков. Особенно тяжко давались машине подъемы, мотор верещал, весь корпус вибрировал, да еще скользили, проворачиваясь колеса, и Пряхин каждый
Взяв самый протяжный и крутой подъем, он увидел впереди телегу, развернутую как-то боком. Лошадь лежала, а рядом с ней прямо на земле сидел возница.
Алексей остановился, выпрыгнул в грязь, подошел к вознице и потянул его за рукав, поднимая. Из-под капюшона брезентового плаща к нему повернулось худое лицо, и Алексей невольно передернулся: опять Зинаида! Ее била крупная дрожь, губы посинели, сквозь драные перчатки проглядывали закостеневшие пальцы.
Лошадь околела прямо в упряжи, и огромный мутный глаз ее равнодушно взирал на низкие облака. Телега была нагружена мешками с картошкой, видно, Зинаиду тоже посылали в подсобное хозяйство.
Пряхин откинул борт своей машины, подошел к телеге, взвалил на плечо мешок, распрямился, прислушиваясь к тому, как напряглось у него что-то в животе. Осторожно переступая, он свалил мешок в кузов.
Сперва Зинаида стояла безучастная, прислонившись спиной к черному баллону газогенераторной установки, но, заметив, как пару раз тяжелый мешок качнул Алексея, стала помогать ему.
Пряхину было трудно. Не остро, как в прошлый раз, а постепенно, точно разгоняясь, боль нарастала в животе тугим, горячим клубком. Он останавливался на минуту, ждал, когда клубок чуточку поостынет, но Зинаида, словно заведенная, волокла мешок за мешком - маленькая, хрупкая, готовая вот-вот сломаться, и Алексей принуждал себя разогнуться и снова взваливать на плечо мешок.
Когда картошку перегрузили, Пряхин распряг мертвую лошадь, прицепил телегу к машине.
Медленно, чтобы телега сзади не перевернулась, он поехал к заводу.
В кабине Зинаида вроде немного отошла, дрожь перестала бить ее, она потно раскраснелась, размотала платок, из-под него вылились волосы, единственное знакомое в ней, - русая волнистая река.
Не говоря ни слова, она принялась расчесывать, а потом укладывать их. Краешком глаза Алексей видел эти волны, чувствовал забытый запах, идущий от них.
Он отворачивался налево, вдумчиво вглядывался вперед, стараясь отвлечься от навязчиво-знакомого запаха.
Молча они доехали до завода, у столовой грузчицы сняли мешки с кузова, потом появилась Сахно, устроилась в кабине между Алексеем и Зинаидой, они задымили в две цигарки махрой, и Пряхин повел машину обратно.
Мертвую лошадь полагалось свезти, кажется, на свалку, но втроем поднять им ее было невозможно, и Сахно принялась составлять акт. Неудобно склонившись к рулю, начальница царапала карандашом бумагу, спрашивая у Зинаиды кличку лошади, обстоятельства и время ее гибели. Потом вынула из кармана перочинный ножик, подобралась к лошадиному уху и деловито резанула его.
Алексей вздрогнул, Зинаида отвернулась, а Сахно показала им дюралевый кругляш с номером - бирку, которую надлежало приложить к акту.
Молча они вернулись на завод - лошади часто дохли прямо на ходу, от старости и износу, на их место призывали из деревень новых, помоложе, и все шло своим чередом, так что никто особенно не волновался.
Выбираясь из машины, Сахно попросила Алексея остаться еще на одну смену: сломались две газогенераторки, да несколько подвод, посланных в подсобное хозяйство, еще не вернулись.
Зинаида была все такая же потная, щеки ее покрылись густым румянцем, и, пристально взглянув на нее, начальница кивнула.
– А пока отвези ее домой. Да и сам часок отдохни.
Машина катила по городу, расшлепывала грязь. Зинаида молчала, притянувшись в угол кабины, и Пряхин подумал, что она уснула. Поэтому, когда она заговорила, даже вздрогнул от неожиданности.
– Давай все сначала, - сказала Зинаида хрипло.
Алексей взглянул в угол и увидел горячечно блестевшие глаза. "Видать, простыла", - отметил он про себя, не придавая значения ее словам.
– Ну давай все сначала, - проговорила хрипло Зинаида.
– Давай уедем в Москву. На черта все это надо!
Алексей ухмыльнулся. "Все сначала". Как и он. Только он хочет начать все сначала здесь, вычеркнув Москву из памяти, а она - вернувшись в Москву.
Пряхин почувствовал, как Зинаида вцепилась ему в рукав шинели, и нерешительно попробовал освободиться. Но Зинаида держалась крепко.
– Понимаешь, - говорила она лихорадочно, приблизившись к его лицу, я от тебя ушла, но меня ведь судьба наказала, Петра убили. Так что меня можно простить, верно? Извинить. Ведь так? Должны же люди прощать друг друга? А я тебе ножки стану мыть! Верной до гроба буду - только поверь. А здесь мы оба подохнем, понимаешь? Надорвемся и подохнем, как эта лошадь. Надо жить, Алеша! Понимаешь, надо жить!
Тупая и тяжелая боль наполнила живот Алексея. Он вновь дернул рукой, желая освободиться, и снова Зинаида не отпустила его.
Алексей как бы пропустил мимо ее слова. Вся его жизнь казалась ему решенной и понятной. У него есть смысл. Он знает, как жить. А эта Зинаида его не касается. Лопочет что-то. Простыла, видать, окоченела, бедняга.
Пряхин больше не дергал рукой, не пытался вырвать рукав из Зинаидиных пальцев - он хотел только быстрей добраться до ее квартиры, высадить бывшую жену, а потом поскорей очутиться дома, выпить стакан тети Груниного отвара, полежать часок, подобрав колени к животу, - в таком положении боль отступает быстрее, - а потом ехать на работу. Чтобы стало полегче, он склонился к рулю, почти лег на него.
Зинаида замолчала, но Алексей ощущал ее взгляд на своем виске. "Неладно, видать, с ней, - думал он.
– Потеряла своего Петра, никак опамятоваться не может, вот и несет чепуху... А может, и впрямь надеется, жалеет, что ушла".
Только это его не касалось, никаким боком не задевало.
Он негромко, чтоб не сбить наступившую тишину, спрашивал Зинаиду, где повернуть, как ехать дальше, у которого дома затормозить, и они остановились перед бараком.
– Идем, - повелительно сказала Зинаида, и Алексей непонимающе взглянул на нее.