Собрание сочинений, том 6. Мароны. Всадник без головы.
Шрифт:
Ответ не доставил, очевидно, удовольствия прекрасной Юдифи. Опустив глаза, она некоторое время молчала.
– Отец, - сказала она вдруг, - что это за голубая лента у него в петлице? Ты ее заметил, конечно. Может быть, это какой-нибудь орден? Он тебе об этом ничего не говорил?
– Нет, но ленту я заметил. Это не орден. Откуда у него орден? Отец у него был нищий художник. Да ты спроси у него сама, это вполне удобно.
– Вот еще! Мне-то что за дело?
Она даже в лице изменилась, словно устыдившись, что невольно обнаружила женскую слабость, выказав любопытство.
–
– Ты что, хочешь, чтобы он в меня влюбился?
– Да, именно.
– Чего ради, скажи на милость?
– Не спрашивай пока. У меня есть определенные соображения. В свое время все узнаешь. Да, Юдифь, постарайся, чтобы он влюбился в тебя по уши.
Эта просьба не была неприятна Юдифи. Глаза ее выражали что угодно, только не возмущение. Подумав немного, она засмеялась и сказала:
– А что, если, увлекая его, я и сама попадусь в любовные сети? Говорят, иногда паук запутывается в собственной паутине.
– Ты только поймай мушку, мой милый паучок, остальное неважно. Но сперва надо поймать муху. Пусть струны твоего сердца помалкивают, пока его сердце еще не в твоих руках. Ну, а потом влюбляйся сколько душе угодно... Но тише... кажется, он идет!.. Смотри же, Юдифь, поласковее с ним, поласковее! Не жалей улыбок!
И Джесюрон пошел навстречу гостю, чтобы пригласить его в зал.
«На этот раз, достойный мой родитель, - со странным выражением глядя вслед отцу, сказала про себя красавица, - на этот раз я буду послушной дочерью. Но не ради твоих, а ради моих собственных планов - они для меня важнее. Говорят, с огнем играть опасно, но именно поэтому я буду с ним играть... А вот и наш гость! Какая гордая у него поступь! Можно подумать, что он здесь хозяин, а мой отец - его счетовод. Ха-ха-ха! Но у него в петлице по-прежнему эта голубая лента!
– Красавица нахмурилась.
– Почему он носит ее на груди?.. Ничего, я все разузнаю, я сорву тайну с этого шелкового лоскутка, пусть даже разорвется на лоскутки мое собственное сердце!»
Глава XXXIII. ПОЧТИ НА ТУ ЖЕ ТЕМУ
А в это самое время в Горном Приюте происходила сцена, поразительно похожая на только что описанную. Лофтус Воган, как и Джекоб Джесюрон, вел беседу с дочерью. Тема разговора была сходной, и родительские хитрости диктовались столь же низменными мотивами.
– Ты посылал за мной, папа?
– спросила Кэт, входя в зал.
– Да, Кэтрин.
Мистер Воган говорил с дочерью непривычно торжественным тоном. Уж одно то, что отец назвал ее полным именем, ясно говорило, что он настроен чрезвычайно серьезно.
Он указал ей на кресло напротив себя:
– Выслушай меня, дочь моя. Я должен поговорить с тобой о важном деле.
Девушка послушно опустилась в кресло. На лице ее появилось то выражение, какое бывает у пациента перед врачом или у нашалившего ребенка, выслушивающего родительские нотации. Но не так-то легко было подавить присущую Лили Квашебе жизнерадостность. Напыщенность отца, вместо того чтобы настроить на серьезный лад, произвела
Отец это заметил.
– Послушай, Кэтрин, - сказал он уже тоном упрека, - я позвал тебя не для шуток. Я хочу, чтобы ты отнеслась к тому, что я тебе сейчас скажу, с полной серьезностью.
– Ах, папа, но я же понятия не имею, что именно ты собираешься мне сказать! Что случилось? Надеюсь, ты здоров?
– Мое здоровье не имеет никакого отношения к теме нашей беседы. На состояние нашего здоровья нам с тобой, слава Богу, жаловаться не приходится. Но речь идет не о нем. Речь идет о нашем благосостоянии, о наших денежных делах, - ты понимаешь, Кэтрин?
Он произнес последние слова с особой внушительностью.
– Неужели, папа, у тебя денежные неприятности? Ты потерпел убытки?
– Нет, дитя мое, - отечески сказал мистер Воган.
– По счастью, - а может быть, и благодаря моим стараниям, - у нас все благополучно. Нет, Кэтрин, речь идет о барышах, о выгоде, а не об убытках. И тут ты можешь мне помочь.
– Я? Что ты, папа! Я ничего, совсем ничего не смыслю в делах.
– Для тебя, Кэтрин, это не дела, а одно развлечение, - рассмеялся мистер Воган.
– По крайней мере, я так надеюсь.
– Развлечение? Ах, папа, скажи скорее, какое развлечение? Ведь я до них большая охотница!
– Кэтрин, ты знаешь, сколько тебе лет?
Отец снова принял торжественный вид.
– Ну, разумеется, папа. Мне уже исполнилось восемнадцать.
– А известно ли тебе, о чем полагается думать девушке в таком возрасте?
Кэт не понимала или делала вид, что не понимает, на что намекает отец.
– Ну, Кэт, ты же отлично знаешь, что я имею в виду, - шутливо сказал мистер Воган.
– Право, папа, ума не приложу, о чем ты говоришь. Я бы сказала прямо, если бы знала. У меня нет от тебя секретов.
– Я знаю, Кэт, ты у меня хорошая дочь. Но есть девичьи секреты, которые даже отцу не открывают.
– Папа, но, право же, мне нечего скрывать. Объясни, о чем ты спрашиваешь.
– Послушай, Кэт. Обычно девушки твоего возраста... и это вполне понятно и естественно... ну, в общем, они начинают думать о молодых людях.
– Ах, вот ты о чем! Тогда могу ответить тебе: да, папа, я думаю об одном молодом человеке.
– Вот как!
– Мистер Воган был приятно удивлен.
– Он уже занимает твои мысли?
– Да, папа, - наивно ответила Кэт.
– Я все время думаю о нем.
– Гм...
– Мистер Воган несколько опешил от такой полной откровенности.
– С каких же пор это началось?
– С каких пор?
– повторила Кэт задумчиво.
– Со вчерашнего дня - сразу, как только я увидела его после обеда.
– Во время обеда, ты хочешь сказать, - поправил ее отец.
– Впрочем, очень может быть, что в первые минуты знакомства ты еще ничего не почувствовала. Это бывает. Мешает неловкость, смущение.
– Отец радостно потирал руки, не замечая озадаченного выражения на лице Кэт.
– Значит, он тебе нравится? Скажи, Кэт, нравится?