Собрание сочинений, том 6. Мароны. Всадник без головы.
Шрифт:
Добравшись до верхушки пальмы, он устроился в центре ее густой кроны, откуда веранда была хорошо видна. Гамак оказался как раз под ним, и лицо спящего теперь было ярко освещено луной. Кубина узнал его с первого взгляда. Да, в гамаке спал Герберт Воган.
Как разбудить его, не поднимая шума?
И вдруг Кубина услышал, как во дворе что-то скрипнуло. Кубина взглянул туда и увидел, что калитка медленно открывается и в нее входит человек. Калитка снова закрылась за ним, а человек зашагал к дому и, поднявшись по ступенькам, вошел на
«Должно быть, я обогнал его по дороге, - подумал марон.
– Но нет, - тут же поправил он себя, - я же видел иа земле его следы, ведущие к ферме. Значит, он пришел сюда раньше меня. Просто он зачем-то еще раз уходил из дома. Какие-нибудь темные делишки, как всегда. Черт возьми, правду говорят про него, что он никогда не спит... Наши все время встречают его в лесу по ночам. Теперь понимаю почему - он ходит к своему дружку в ущелье. Только подумать, - старый колдун Чакра, оказывается, жив!»
Размышляя таким образом, марон в то же время не спускал глаз с темной фигуры, которая, как злой дух, безмолвно скользила вдоль веранды. Кубина надеялся, что старик скоро уйдет к себе в комнату. До этого нечего и пытаться разбудить Герберта. Но, что еще хуже, Кубину и самого теперь легко было заметить. Ничем не защищенный, кроме нескольких листьев пальмы, он мог быть обнаружен в любой момент. Что, если Джесюрон вдруг поднимет голову? Он тут же увидит четкий силуэт человека на фоне темной синевы неба.
Кубина сильно опасался такой возможности - и не без оснований. Это не только помешает ему поговорить с Гербертом, но может кончиться тем, что его самого поймают и задержат. Последнее было особенно опасно.
Понимая все это, марон сидел тихо, боясь шевельнуть рукой или ногой. В таком положении он казался статуей на вершине коринфской колонны, капителью которой служила крона резных листьев пальмы.
Глава LXXI. ОХОТНИКИ ЗА ЛЮДЬМИ
Некоторое время Кубина сидел так, не шелохнувшись. Джесюрон все не уходил с полутемной веранды, то расхаживая взад и вперед, то останавливаясь у деревянного крыльца и подолгу глядя на ворота, через которые сам только что вошел сюда.
«Видно, поджидает кого-то», - подумал Кубина - и не ошибся.
Вот высокие ворота снова повернулись на петлях, и во двор вошли двое, сказав что-то на ходу чернокожему сторожу. Кубина тотчас узнал острые черты смуглых лиц, гибкие, кошачьи движения: это были касадоры. Они направились прямо к веранде и остановились возле крыльца. Джесюрон, завидев их еще издали, вошел в комнату, почти немедленно вернулся и теперь стоял, поджидая.
Один из касадоров молча протянул руку, и старик передал ему что-то. Кубина не видел, что именно, но услышал, как Джесюрон сказал при этом:
– В этой фляге самый лучший коньяк, какой только
– Не беспокойтесь, сеньор Джекоб, - ответил тот, кому была передана фляга с коньяком.
– Карамба! Ему от нас не уйти, какие бы длинные ноги у него ни были!
И, не произнося больше ни слова, негодяй сошел с крыльца и вместе со своим достойным товарищем торопливо пошел прочь. Оба они исчезли за калиткой.
«Ловят какого-нибудь беднягу-раба, - решил Кубина.
– Авось мерзавцам не удастся его поймать... Впрочем, они не так ловки и смелы, как хвастаются».
Марон снова посмотрел на темный силуэт старика на веранде.
«Что ж, отправится когда-нибудь старый ворон спать или нет? Неужто все еще не закончил свои грязные дела? Пока он здесь, мне нельзя даже пошевелиться!»
Тут, к радости Кубины, старик вдруг направился к себе в комнату, дверь которой все время оставалась открытой.
«Наконец-то!
– мысленно воскликнул марон.
– Теперь, надо полагать, он окончательно заползет в свою нору и до утра из нее не вылезет. Мне уже надоело им любоваться».
Но радость Кубины была недолгой, ибо отвратительный старик снова показался на веранде. Только теперь вместо синего сюртука на нем был широкий, длинный халат. Джесюрон снял и шляпу, оставшись в своем неизменном грязном колпаке. К отчаянию Кубины, старик выволок из комнаты на середину веранды кресло с высокой спинкой и уселся в него.
Послышались удары стали о кремень, вспыхнули искры... Джесюрон высекал огонь. Зачем он ему понадобился? Запах табака, защекотавший ноздри Кубине, объяснил все. Джесюрон закурил сигару. Сколько может это продлиться? Полчаса, а то и час? А что, если он останется сидеть тут до рассвета?
Положение становилось крайне затруднительным. Марон не имел никакой возможности разбудить Герберта, не мог сделать ни малейшего движения, не рискуя выдать свое присутствие Джесюрону. О том, чтобы слезть с дерева, не могло быть и речи. Кубина понимал, что оказался в ловушке. Выхода не было. Оставалось одно: ждать, пока Джесюрон докурит сигару, хотя и это еще не гарантировало ничего определенного.
Набравшись терпения, Кубина, испытывая душевные и физические муки, по-прежнему неподвижно сидел на вершине пальмы.
Это испытание длилось по меньшей мере час. Под конец руки и ноги у Кубины совершенно онемели, он чувствовал, что еще немного - и он не выдержит. А старик все сидел в кресле, словно приклеенный, молча и неподвижно, как и Кубина.
Кубине казалось, что тот выкурил не одну, а две, а то и три сигары красный огонек все не мерк под ястребиным носом старика. И вот Кубина заметил то, чего опасался: над верхушками деревьев заголубело небо. Занимался рассвет. Слегка повернув голову, Кубина увидел, что первые солнечные лучи уже позолотили вершину Утеса Юмбо. Что делать?