Собрание сочинений в 10 томах. Том 3. Мальтийский жезл
Шрифт:
— Может, оттого и копается, что не рядовое, — заметил Крелин.
Люсин между тем обошел дом кругом, окончательно убедившись, что пристрастия его хозяина были далеки от традиционных.
В непосредственном соседстве со штамбовыми розами изобильно произрастал, растопырив колючие листья, чертополох, кусты бузины чередовались с волчьей ягодой и дурманом. На узких, высоко приподнятых над поверхностью грядках вместо моркови и огурцов золотились звездочки зверобоя, качались скромные головки тысячелистника. Среди ошарашивающего разнообразия Люсин распознал валерьяну и донник, душицу и мяту, девясил, шалфей и горец. Пятачки целины, оставленные под первозданный подорожник, пастушью сумку и коровяк, надменно покачивавший желтыми стрелами крупных соцветий, чередовались огороженными проволокой квадратами, где, как рептилии в террариуме, зловеще наливались ядом зонтики леха, метелки эфедры, вороний глаз, белена. Лишь обладая поистине нездоровой фантазией, можно было высадить на клумбах ревень заодно с вероникой, календулой и полынью… Сад отрав, огород целебных кореньев и приворотных зелий…
Что ж, рассудил Люсин, каждый волен выращивать на своей земле, что душа пожелает, в том числе и столь экстравагантные культуры. Благо хозяин — профессор, доктор наук и, очевидно, съел на этом деле собаку. Токи воздуха перетекали запахами медуницы, прохладой аниса, щекочущей в горле истомой прелой листвы — до сладостной печали, до горячего прилива, до слез. Теперь Люсин почти наверняка знал, что не ошибся в предчувствии, когда, затворив за собой калитку, увидел геральдический цветок чертополоха, смоляную вагонку за ним и блики света, как на креповых лентах.
— Хотел бы я знать, зачем ему понадобилось так выкрасить дом! — не удержался от невольного восклицания. И, словно устыдившись, что будет услышан, взглянул на часы и поспешил выбраться на тропку. Его погружение в омут снов и вещих ощущений длилось чуть более получаса, и он подивился тому, как стремительно летит время.
— Ну что, товарищи, — спросил с наигранной бодростью, присоединившись к остальным. — Заглянем внутрь?
— Давно пора, — попенял ему следователь Гуров. — Дело к вечеру идет, а у нас еще непочатый край.
— Так уж и непочатый, — лукаво прищурился Люсин. — Не скажите, Борис Платонович, кое-что я все-таки углядел.
— Хотелось бы знать, что именно. — Следователь вновь не удержался от шпильки. — Просто так, для порядка, знаете ли…
— В свое время скажу, — пообещал Люсин. — Пусть пока вас это не смущает. Лучше пройдем в дом.
— С Солдатенковой говорить не будете? — Вялым жестом Борис Платонович указал на старую домработницу, так и не изменившую своей безучастно-задумчивой позы.
— Со Степановной? А зачем? Она уже все рассказала на данном этапе. Нет, мы лучше сами поглядим, что да как.
— Сами так сами, — с неожиданной покорностью согласился следователь.
— Дверь ломать будете? — спросила Степановна, когда гости собрались в сенях. — У кабинете?
— Ни в коем разе, бабушка, — весело пообещал Люсин. Тщательно вытерев ноги о резиновый коврик, он поманил Аглаю Степановну. — Покажите нам дом. Хозяин любил запираться? — спросил вскользь, пропустив вперед понятых.
— Любил не любил, а когда и закрывался, — с некоторым замедлением объяснила Степановна, останавливаясь перед запертой дверью, фанерованной дубом.
— Поточнее, Степановна, когда именно? — Люсин задумчиво очертил пальцем древесный узор.
— Когда, значит, надо ему было.
— И все же? — с величайшим терпением продолжал расспрашивать Владимир Константинович, внимательно исследуя дверной косяк. — Замок вроде бы тут? — Он выжидательно обернулся к эксперту.
Крелин, проведя снизу вверх металлоискателем, согласно кивнул.
— Не хотелось бы портить.
— А сможешь?
— Попробую, — не слишком уверенно пообещал эксперт, отыскивая взглядом розетку. — Найдется куда включить? — размотав шнур дрели, обратился он к Аглае Степановне.
— Давай уключу. — Волоча стоптанные шлепанцы, она потащилась в соседнюю комнату.
Тонкое сверло мягко вошло в доску. В коридоре повеяло легким душком древесной пыли.
— Вот и все, — сказал Крелин, энергично продувая отверстие.
Присев перед раскрытым чемоданчиком, он выбрал подходящий крючок. Затем осторожно просунул его внутрь, небрежно повертел туда-сюда, и дверь с натужным вздохом отворилась. Сделав несколько снимков, он, словно бы крадучись, переступил через порог.
— Входите, товарищи, — пригласил Люсин.
Он хотел было объяснить понятым смысл предстоящей работы, но осекся на полуслове и замолчал. При первом взгляде на комнату тошнотно зашевелилось знакомое ощущение пережитого сна.
Кабинет доктора химических наук Георгия Мартыновича Солитова напоминал лабораторию и одновременно старинную аптеку — вроде той, что была восстановлена в Таллинне. Рабочий стол находился у самого окна. Заваленный книжными грудами, папками и ворохом фотографий, скорее всего, разбросанных взрывом, он находился на одном уровне с широким подоконником, где тоже валялись обрушенные стопки книг. Переплеты, усеянные осколками и вдобавок забрызганные какой-то маслянистой жидкостью, покрывал солидный слой пыли.
— Мы возьмем это для анализа, — сказал Люсин, невольно любуясь экономными, отточенными движениями Крелина, методично отбиравшего вещественные доказательства.
— Оно понятно, — уважительно закивал Караулкин, сосед.
— Георгий Мартынович, надо думать, опыты какие-то ставил, — безучастно уронил Люсин, скользнув взглядом по капитальной печи и обрушенным полкам с химической посудой. Почти все, как тогда, в том деле с красным алмазом: уединенная домашняя лаборатория, древние книги, экзотические растения. Судьба определенно возвращала его на круги своя. Разумеется, с некоторыми вариациями. Запертая дверь, бесследно пропавший хозяин — все повторялось, мешаясь с тягостными осадками оборванных телефонным вызовом сновидений.