Собрание сочинений в 12 т. Т. 3
Шрифт:
Хотя здесь трава еще сопротивлялась неистовому вторжению камней, но уже чувствовалась победа минерального царства над растительным. Близость вулкана Антуко была заметна по красноватым осколкам застывшей лавы, испещренным иглообразными желтыми кристаллами. Нагроможденные друг на друга утесы, казалось, должны были вот-вот обрушиться, и все же, вопреки всем законам равновесия, они оставались неподвижными. Конечно, стихийные бедствия должны были слегка изменить их внешний облик, и, вглядываясь в эти плоские вершины, эти покосившиеся купола, эти неуклюжие бугры, можно было убедиться, что для этой горной местности час окончательной осадки еще не пробил.
В этих условиях
Гленарван шаг за шагом следовал за проводником. Он видел, как по мере увеличения трудностей пути росло замешательство катапаса. Он не решался задавать ему вопросы и полагал, быть может не без основания, что и у проводников так же, как у мулов, есть особый инстинкт, на который лучше всего положиться.
Таким образом, почти вслепую, катапас проблуждал еще час, но неизменно поднимался в гору. Наконец, он вынужден был остановиться. Отряд находился на дне одного из тех узких ущелий, которые индейцы называют «кебрадас». Дорогу преградила отвесная скала из порфира. После тщетных поисков какого-нибудь прохода катапас слез с мула, скрестил на груди руки и стал ждать. Гленарван подошел к нему.
– Вы заблудились?
– спросил он.
– Нет, сэр, - ответил катапас.
– Однако мы находимся не в проходе Антуко?
– Мы в нем.
– Вы не ошибаетесь?
– Нет, не ошибаюсь. Вот зола от костра, который разводили индейцы, а вот следы, оставленные стадами кобылиц и баранов.
– Значит, они прошли по этой дороге?
– Да, прошли, но теперь по ней пройти нельзя: последнее землетрясение сделало дорогу непроходимой.
– Для мулов, но не для людей, - отозвался майор.
– Ну, это ваше дело, - ответил катапас, - я сделал все, что мог. Мои мулы и я готовы повернуть обратно, и если вам угодно, то будем искать других проходов через Кордильеры.
– А это надолго нас задержит?
– На три дня, не менее.
Гленарван молча слушал катапаса, было очевидно, что последний готов выполнить все, что обязался по договору, но его мулы не могли идти дальше. Однако когда катапас предложил повернуть обратно, то Гленарван, обратившись к спутникам, спросил:
– Ну как, пойдем вперед или повернем?
– Мы хотим следовать за вами, - ответил Том Остин.
– И даже опередить вас, - добавил Паганель.
– В чем, собственно, заключается дело? В том, чтобы перевалить через горную цепь, а противоположный склон несравненно более легок для спуска, чем тот, на котором мы находимся сейчас. Спустившись по тому склону, мы найдем и аргентинских проводников - «бакеанос» - и резвых коней, привыкших скакать по равнинам. Итак, вперед, смелей!
– Вперед!
– подхватили спутники Гленарвана.
– А вы не отправитесь с нами?
– спросил катапаса Гленарван.
– Я погонщик мулов, - ответил тот.
– Как хотите.
– Обойдемся и без него, - сказал Паганель.
– По ту сторону этой преграды мы вновь окажемся на тропинках прохода Антуко, и я ручаюсь, что не хуже лучшего местного проводника выведу вас самым прямым путем к подножию Кордильер.
Итак, Гленарван уплатил катапасу то, что ему причиталось, и отпустил его с пеонами и мулами. Оружие, инструменты и кое-какие съестные припасы семь путешественников распределили между собой. С общего согласия решили немедленно пуститься в дальнейший путь и, если понадобится, то продолжать восхождение даже ночью. По левому склону гор змеилась очень крутая тропа, по которой мулы не могли бы пройти. Подниматься по ней было очень трудно, но все же после двух часов напряженного подъема Гленарван и его спутники оказались вновь в проходе Антуко.
Теперь они находились в сущности в той части Анд, которая недалеко от хребта Кордильер. Но ни проторенной тропы, ни определенных горных проходов не было заметно. Окрестность сильно изменилась после недавнего землетрясения, и приходилось подниматься по бездорожью все выше и выше к вершинам горной цепи. Неожиданное отсутствие тропы весьма озадачило Паганеля. Он увидел теперь, что подъем на вершину Кордильер, средняя высота которых колеблется от одиннадцати до двенадцати тысяч шестисот футов, будет очень труден. К счастью, время года благоприятствовало этому: воздух мягкий, небо безоблачно, но зимой - с мая по октябрь [25]– такое восхождение было бы невозможно. Сильные холода губят путешественников, а тех, кого они щадят, часто застигают яростные «темпоралес» - снежные ураганы, присущие этой местности и ежегодно заполняющие пропасти Кордильер новыми жертвами.
Подъем продолжался всю ночь. Цеплялись руками за выступы, взбирались на почти неприступные площадки, перепрыгивали через широкие и глубокие расщелины, плечи служили лестницей, переплетенные друг с другом руки - веревками. Отважные путешественники походили на труппу ловкачей-акробатов. Вот когда нашли широкое применение сила Мюльреди и ловкость Вильсона, - эти два славных шотландца всюду поспевали. Их преданность, их мужество сотни раз выводили маленький отряд из безвыходного положения. Гленарван не спускал глаз с Роберта, так как мальчуган по своей горячности был очень неосторожен. Паганель устремлялся вперед с чисто французским пылом. Что же касается майора, то тот не торопился, но и не отставал, совершенно равнодушно совершая восхождение по склону. Сознавал ли он, что вот уже в течение нескольких часов поднимается в гору? Это вопрос. Быть может, он воображал, что спускается под гору.
В пять часов утра барометр показал, что путешественники достигли высоты в семь тысяч пятьсот футов. Таким образом, они находились на вторичных плоскогорьях, там, где уже кончалась древесная растительность. Тут прыгали животные, которые могли бы представить немалый интерес для охотников, но проворные звери прекрасно сознавали это и, еще издали завидев людей, уносились от них со всех ног. Среди них были ламы - драгоценные горные животные, заменяющие барана, быка, лошадь, способные жить там, где не смог бы существовать даже мул; были также шиншиллы - маленькие грызуны, кроткие и боязливые, с густым мехом, нечто среднее между зайцем и тушканчиком; их задние лапки делают их похожими на кенгуру, и было очень забавно наблюдать, как эти проворные зверьки, подобно белкам, перепрыгивают с верхушки на верхушку дерева.
– Это еще не птица, но уже не четвероногое, - заметил Паганель.
Однако ламы и шиншиллы были не единственными животными этих гор. На высоте девяти тысяч футов, у границы вечных снегов, бродили целыми стадами жвачные животные необыкновенной красоты: альпака с длинной шелковистой шерстью, безрогая коза, изящная и благородная, которую натуралисты окрестили - викунья, или вигонь. Но приблизиться к ним нечего было и думать, да и рассмотреть их было почти невозможно: они уносились, словно в быстром полете, бесшумно скользя по ослепительно белому снежному ковру.