Собрание сочинений в 12 т. T. 8
Шрифт:
Она рисовала в своем воображении то, чего не могла видеть глазами, следуя мысленным взором за этой исчезающей бадьей, набитой людьми, среди которых когда-то был ее муж, а теперь ее единственный ребенок. Некоторое время до нее еще доносились смех и голоса, но, быстро удаляясь, они слабели, затихали и, наконец, совсем смолкали в глубине. Ей казалось, что она видит, как эта клетка опускается все ниже и ниже в узком вертикальном стволе, вот она уже на глубине пятисот, шестисот метров, - какая огромная высота отделяет ее от поверхности земли - вчетверо выше самой высокой пирамиды! Вот, наконец, клеть останавливается, рабочие спешат выйти и мигом расходятся
Широкий, как проспект, главный штрек идет от центрального ствола к другому стволу на расстоянии трех-четырех километров. Оттуда под прямым углом расходятся второстепенные галереи и дальше параллельно им подсобные ходы.
Между этими галереями возвышаются черные стены - массивы угля или породы. И все это такими правильными квадратами, громоздкими, черными!
В этом лабиринте черных, совершенно одинаковых улиц, при свете безопасных ламп, движется, копошится, снует взад и вперед целая армия полуголых рабочих.
Вот что видела перед собой госпожа Бауэр, когда, оставшись одна, сидела в раздумье у камелька, глядя на огонь.
И в этом лабиринте подземных ходов она особенно ясно представляла себе тот коридор, который она знала лучше других, где ее маленький Карл открывал и закрывал дверцу заслона.
Когда наступал вечер, дневная смена поднималась наверх, а в шахты спускалась ночная смена. Но ее мальчик не поднимался вместе с другими. Он отправлялся в конюшню к своему любимцу Блер-Атолю, задавал коню порцию овса и сена и, усевшись возле него, принимался за свой скромный ужин, который ему присылали сверху; потом, поиграв с полевкой, пригревшейся у его ног, и с двумя летучими мышами, кружившимися возле него, он укладывался спать тут же на подстилке из соломы.
Как ясно представляла себе все это госпожа Бауэр и как быстро, с полуслова понимала она все, что рассказывал о своей подземной жизни маленький Карл!
– Знаешь, мама, что мне вчера сказал господин Маульсмюле? Он сказал, что если я отвечу ему правильно на все вопросы по арифметике, которые он мне задаст, то он возьмет меня к себе в помощники, когда будет снимать план шахты, и даст мне держать нивелировочную ленту. У нас, кажется, собираются прокладывать новый штрек, чтобы соединить нашу шахту с шахтой Вебера, а ведь это очень трудно размерить все так, чтобы он вышел как раз туда, куда нужно.
– Вот как!
– воскликнула обрадованная госпожа Бауэр.
– Тебе сказал это сам господин Маульсмюле!
И она тут же представила себе, как ее маленький Карл держит протянутую по всей галерее нивелировочную ленту, а инженер ходит с записной книжкой в руке и, справляясь со своим компасом, отмечает, где пройдет штрек.
– Но я боюсь только, что я не все понимаю в этой арифметике, - продолжал Карл, - и мне некого попросить, чтобы мне объяснили. Вдруг я отвечу неверно.
Тут Марсель, который молча курил свою трубку, сидя на табурете возле печки, вмешался в разговор и, обратившись к Карлу, сказал:
– А ты бы мне показал, что ты там не понимаешь, - может быть, я смогу тебе объяснить.
– Вы сможете объяснить?
– с сомнением в голосе спросила госпожа Бауэр.
– А что же, -
С этими словами Марсель прошел к себе в комнату, принес оттуда чистую тетрадь и, усевшись рядом с мальчиком, спросил, что ему непонятно в задаче, и так хорошо объяснил ему все, что Карл тут же решил ее без всякого труда.
С этого дня госпожа Бауэр прониклась уважением к своему жильцу, а Марсель и маленький Карл стали друзьями.
Между тем на заводе Марсель зарекомендовал себя превосходным литейщиком, и его скоро перевели во второй, а затем и в первый разряд.
Каждое утро ровно в семь часов он входил в ворота сектора «О» и каждый вечер после ужина отправлялся на вечерние занятия, которые вел инженер Трюбнер. Геометрию, алгебру и черчение он одолевал с одинаковым усердием, и его необыкновенные успехи поражали учителя. Спустя два месяца после поступления на завод Шульце молодой рабочий Шварц заслужил репутацию самого способного и толкового работника не только в секторе «О», но и во всем Стальном городе. Рапорт, представленный о нем в конце квартала его непосредственным начальником, заканчивался следующей официальной характеристикой: «Шварц (Иоганн), двадцати шести лет, литейщик первого разряда. Считаю своим долгом обратить внимание высшей администрации на этого молодого человека, который обладает исключительными способностями и выделяется как своими теоретическими знаниями, так и практической сметкой и ярко выраженной изобретательской жилкой».
Однако, чтобы привлечь к Марселю внимание высшей администрации, понадобился совершенно необыкновенный случай; случай этот не замедлил представиться, но обстоятельства, сопутствующие ему, оказались весьма трагическими.
Как-то раз утром в воскресенье Марсель, прислушавшись к бою часов, с удивлением обнаружил, что уже пробило десять, а его маленького друга Карла все еще нет. Он спустился вниз спросить госпожу Бауэр, не знает ли она, отчего запоздал Карл, но госпожа Бауэр сама была в страшном беспокойстве: мальчик должен был прийти из шахты по крайней мере два часа тому назад. Марсель, видя ее в таком смятении, решил пойти узнать, что случилось, и направился к шахте Альбрехт.
Дорогой он встретил кое-кого из шахтеров и спросил, не видели ли они маленького Карла, но, получив от них отрицательный ответ и пожелав им glьck auf, что значит буквально «счастливо вернуться наверх» (обычное приветствие немецких углекопов), отправился дальше.
Часов около одиннадцати он подошел к шахте Альбрехт. В это воскресное утро здесь не было той оживленной сутолоки, какая обычно бывает у входа в шахту в рабочие дни. Одна только молоденькая «модистка» (шахтеры так в шутку прозвали сортировщиц) болтала с табельщиком, которому даже в праздничные дни полагалось дежурить у шахты.
– Не заметили вы, поднялся из шахты маленький Карл Бауэр, номер сорок одна тысяча девятьсот два?
– спросил его Марсель.
Табельщик заглянул в свой список и отрицательно покачал головой.
– А другого выхода из шахты нет?
– Нет, это единственный. Второй, северный выход еще только строят.
– Тогда, значит, мальчик внизу?
– Очевидно, - отвечал табельщик, покачав головой, - но это странно. По воскресеньям там остаются только пять дежурных сторожей.
– Нельзя ли мне спуститься - узнать, не случилось ли там чего?