Собрание сочинений в 2-х томах. Т.II: Повести и рассказы. Мемуары.

Несмелов Арсений

— Вот до чего, знаете, нашего брата баба доводит! — философствовал Смолянинов, хорошо глотнувший из бутылки в наше отсутствие. — По-моему, знаете, такую бабу можно даже полевому суду предать; военного солдата загубила, ефрейтора, а?

А командир батальона, которому я доложил о происшествии, пробасил в трубку полевого телефона:

— Неврастения окопика. Бывает! Рапорта не подавайте.

Мертвяка же солдаты крюками по частям выволокли из ямы и, отплевываясь, чертыхаясь, закопали где-то поблизости. А через месяц превратилась в мертвяков и четверть моей роты, ибо ходили мы в наступление на местечко Турец, и поколотили нас здорово. Когда же мы копали яму для поручика Лихоноса, — как раз перед боем третью звездочку получил, — то опять, как на грех, потревожили проклятого мертвяка, и солдаты говорили: «Неспроста он над Лихоносом поместился, в соседи его выбрал, намекивал».

Всё

может быть.

КОНТРРАЗВЕДЧИК [14]

I

Осенью пятнадцатого года в Москве, в госпитале при Вдовьем Доме находился на излечении молоденький поручик Бубекин Анатолий Сергеевич. Было у него сквозное ранение в мякоть бедра. На третью неделю пребывания в госпитале рана затянулась, и Анатоша, как называли хорошенького Бубекина сестры, хоть с палочкой, но уже похаживал по палатам. А еще через неделю стал Анатоша болтаться и по Москве, побывал в Художественном, в Большом и Малом, раз-два посетил и уютные, все в бархате, отдельные кабинеты Мартьяныча, где ужинал и пил портвейн. И, конечно, в кабинетах бывал он не один.

14

Контрразведчик. Р. 1938, № 9—10. Отчасти рассказ подтверждает сведения о том, что Митропольский сотрудничал с царской контрразведкой — «был завербован», как он говорил поэту Н. Щеголев) (письмо Н. Щеголева Е. Витковскому, конец 1969 г.). «…в госпитале при Вдовьем Доме» — московский Вдовий дом находился близ Кудринской площади (современный адрес — Баррикадная. 2). В 1874–1876 гг. в нем прошло детство А.И. Куприна. Госпиталем на три тысячи коек служил еще во время войны 1812 г. В наше время там располагается Российская академия последипломного образования, «…на балах в Елизаветинском институте» — один из институтов благородных девиц для обучения дочерей дворян, военных чиновников, духовенсва. купцов. Основан в 1825 г., находился на Вознесенской улице (позднее улица Радио, д. 10а); упразднен после октябрьского переворота 1917 г. «…рядом с рестораном “Трехгорный ”<…> есть гостиница “Прогресс "» — адрес пока не поддается расшифровке. «…Помните из физики Краевича про фраунгоферовы линии?» — Краевич К. Д. (1833–1892), преподаватель гимназии, физик и автор учебников по физике для средних учебных заведений; изучение физики начиналось по этому учебнику в шестом классе классических гимназий. Фраунгоферовы линии — результат рассеяния и поглощения электромагнитного излучения звезд, главным образом верхними слоями их атмосфер, а также атмосферой Земли. Открыты в 1802 У. Волластоном, детально исследованы в спектре Солнца Йозефом Фраунгофером (1787–1826) в 1814 г. «…в Анненгофскую рощу» — Анненгофская роща в Лефортове уничтожена ураганом 16 июня 1904 г., однако Несмелов учился там раньше. Поскольку время действия рассказа — 1915–1916 гг., слова о том, куда и как влекло двадцатитрехлетнюю душу героя, дают приблизительный год его рождения — 1892. Именно этот год Митропольский-Несмелов по неясным причинам нередко указывал в анкетах (в т. ч. в предсмертной, о которой см. предисловие в т. 1 наст. изд.). Таким образом, нет оснований говорить о полной идентичности поручика Бубекина и Митропольского как раз в этом рассказе, «…денщики с офицерскими гттерами» — гинтер (гюнтер) — походная кровать (прим. автора). «…Две маленькие пики, шеперки» — т. е. не «шестерки» (в буквальном жаргонном значении, которым пользовался, в частности, А.И. Куприн), а просто две мелкие карты, «фоски». Фендрик — т. е. лейтенант, XII чин в петровской табели о рангах. «…Под солнцем места много всем» — неточная цитата из поэмы М.Ю. Лермонтова «Валерик» (1840): «Под небом места много всем, — / Но беспрестанно и напрасно / Один враждует он… Зачем?..». Канопус — самая яркая звезда в созвездии Киля и вторая по яркости на небе.

Офицер спешил, как мог и умел, наслаждаться жизнью, потому что знал — скоро госпитальная комиссия препроводит его на эвакуационный пункт, а там дня через четыре — опять фронт, тошная окопная жизнь-жестянка.

И вдруг такое происшествие…

Возвратясь в госпиталь к ужину, Анатоша нашел на тумбочке у своей кровати казенный пакет со штемпелем штаба округа — поручика Бубекина приглашали в среду, то есть на другой день, явиться в штаб к дежурному офицеру.

Анатоша удивился и даже испугался. Что такое? Зачем и почему? Уж не натворил ли он чего-нибудь, шатаясь по Москве? Нет, тогда бы вызвали к коменданту, — тут что-то другое. Посоветовался Бубекин с сотоварищами постарше, что лежали с ним в палате, с соседом своим, кубанским войсковым старшиной, но никто, конечно, ничего определенного сказать ему не мог.

— Всего скорее, — предположил старшина, — тут какое-нибудь назначение. Чего-нибудь такое приятное даже. Тебе, поручик, беспокоиться нечего.

Словом, на другой день был Бубекин в штабе. Дежурный офицер взял у Анатоши его бумажку, прочитал, заглянул в какую-то книгу и сказал:

— Вас вызывает генерал. Обождите. Присядьте.

И, не объяснив даже, какой генерал, занялся своим делом. А минут через пятнадцать Бубекин с несколько одеревенелым от волнения лицом — еще с корпуса стал бояться разговоров с генералами — уже входил в большой и светлый кабинет…

Генерал сидел за письменным столом и что-то писал. Бубекин, остановившись у двери, видел его черноволосую голову, склоненную над стоном. Через всю нее белел аккуратный пробор. Дописав и промокнув написанное, генерал поднял на Анатошу веселые глаза — выглядел он молодо и был румян.

— Так! — сказал генерал. Поручик Бубекин? Садитесь.

Анатоша сел в кожаное кресло неудобно, на краешек, чтобы и сидя можно было бы выпячивать грудь, держаться молодцевато.

— Так! — повторил генерал. — Из военной семьи, кончили корпус и Александровское училище… — Посмотрел, щурясь, на потолок, потом ласково, с улыбкой, на Анатошу. — Знал вашего батюшку — однокашники по училищу… И маму знал: танцевал с ней на балах в Елизаветинском институте.

«Стало быть, ровесник с покойным папой, а ни одного седого волоса, — подумал Бубекин. — Крашеный». И деревянно сказал:

— Мамаша в Казани живет.

— В письме передайте ей поклон от юнкера Васи, — улыбнулся генерал. — Но, милый мой… Да сядьте вы, ради Бога, по-человечески. Даже мне неудобно, когда я смотрю, как вы уселись… Ну? Вот так! Курите? Прошу. Вы Н-ского полка?

— Так точно.

— И вот-вот возвращаетесь на фронт?

— Так точно.

— Вы нам нужны. Нам понадобился офицер вашего полка, которому мы могли бы доверить одно поручение. Наш выбор остановился на вас. Вы из прекрасной русской семьи, военного воспитания, отличной аттестации. Спиртными напитками не увлекаетесь… Два посещения Мартьяныча с сестричкой Симочкой не в счет…

— Ваше превосходительство!..

— Не удивляйтесь. Вы нам нужны, мы вами заинтересовались, и, конечно, вы были нами проверены. Словом, так… Завтра вы отчисляетесь в команду выздоравливающих, потом… Впрочем, о всем дальнейшем вам расскажет капитан Такулин. Но, черт возьми, я ведь еще не спросил вас о самом главном: согласны ли вы вообще помочь нам?

— Ваше превосходительство… Конечно!

— Ну, так я и знал.

Генерал нагнулся и где-то под доской письменного стола на жал кнопку звонка. Вошел вестовой.

— Проведи его благородие к капитану Такулину.

Генерал приподнялся, пожимая руку Анатоше.

II

Голова капитана Такулина была седлообразна. Словно два лба: один обыкновенный и другой — на затылке. Маленькие рыжие глазки стремительно скользнули с лица Бубекина по всей его фигуре, на какую-то долю секунды задержались на носках его отлично вычищенных сапог и снова устремились к его лицу.

«Ишь, хорек, точно сфотографировал!» — подумал Анатоша, представляясь.

Очень, очень рад, Анатолий Сергеевич! — капитан сделал такое движение, будто собирался вскочить навстречу Бубекину. Казалось даже, что он уже вскочил и засуетился, но всё это лишь оттого, что рыжие его глазки бегали и прыгали по всей комнате, в то время как сам он всего лишь приподнялся и протянул руку Анатоше.

— Прошу вас! — и той же ручкой — на стул по другую сторону письменного стола.

Бубекин сел. Сейчас же успокоились и рыжие глазки. Теперь они как бы нарочито старательно избегали глаз посетителя. Но когда всё же этот рыжий взгляд попадал в голубые бубекинские буркалы, то тому делалось как-то не по себе. С генералом было по-другому.

Медленно, раздельно, точно диктуя, капитан стал говорить:

— На Петровке, Анатолий Сергеевич, рядом с рестораном «Трехгорный», где вы уже несколько раз изволили побывать… — Укол зрачков. — Рядом с этим рестораном есть гостиница «Прогресс». Гостиница вполне приличная, уверяю вас. Там вам приготовлен номерок, да-с, номер тринадцатый. Вы, надеюсь, не суеверны? Такая жалость, понимаете, — во всей гостинице не нашлось другого номера, а этот, видимо, потому и свободен, что тринадцатый. Неприятная цифра, но я полагаю…