Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Стихотворения

Шефнер Вадим Сергеевич

Самосуд

Нет, с Музою — не как с женой Или с подружкой шалой, — С ней — будто со своей виной За час до трибунала. И стоит ли кивать на рок, Вникать в чужие козни, — Без них приходит строгий срок Самооценки поздней.

«Откуда-то его окликнул кто-то...»

* * *

Откуда-то его окликнул кто-то. Он обернулся — никого вокруг. Молчит полузасохшее болото, Безмолвна высь, безлюден летний луг. Он испугался — вдруг я сумасшедший? И долго брел среди немых полей, Все голоса живущих и ушедших Перебирая в памяти своей. Потом

припомнил путник одинокий, Смиренной благодарностью объят, И отчий дом, и день былой, далекий, И матери прощальный взгляд.

1986

Строгий бык

«Ты будешь съеден и забыт», — Быку сказал прохожий. А бык в ответ ему мычит: «Ты будешь съеден тоже. Мудрец ты или идиот, Богат ты или беден, — Когда настанет твой черед, Ты тоже будешь съеден. К тебе, не постучавшись в дверь, Придет мадам Кончина; Для посещения, поверь, Отыщется причина. И вот тогда, и вот тогда Свершится дело злое, — Ты будешь съеден навсегда Огнем или землею. Обоих нас на все века Забудет мирозданье... Пока, товарищ мой, пока — До скорого съеданья!»

В магазине старой книги

Томик дряхленький, без переплета, Я листал у прилавка — и вот Отделилось от томика что-то И в недолгий пустилось полет. Я малютку-бумажечку поднял, Удивился на старости лет: Из былого мне прислан сегодня Довоенный трамвайный билет. Не помят он и выцвел не очень, Обозначена четко цена... Может быть, он еще не просрочен И зовет меня в те времена? Там четверка по Невскому ходит, Там еще патефоны в чести, Там гитары гавайские в моде, — Побывай там, душа, погости. Погости — и к друзьям довоенным, К незабвенным друзьям загляни. Их при встрече узнаешь мгновенно, — Постареть не успели они.

Осенью сорок первого

Память, минувшее унаследуй, Помни сентябрь сорок первого года! Друг мой, не веровавший в победу, Жизнь за Отчизну бесстрашно отдал. Это теперь незрячим и зрячим Видно сквозь годы, что в отдаленье Май сорок пятого нам маячил В дни самых горестных отступлений. Ну а тогда не каждый, не всякий Верил, что злую силу осилим, — Но, не колеблясь, в час контратаки Жизнь был готов отдать за Россию. Память людская, все унаследуй, — Помни о тех, кто давней порою Просто за Родину, не за победу, Пали смертью героев.

Баллада о художнике

1. «Художник шагал по дороге...»

* * *

Художник шагал по дороге. Навстречу, в июльской пыли, Тащились вчерашние боги, Изгнанники неба брели. Поникшие крылья в заплатах, — Теперь не витать в облаках, Широкие нимбы помяты, Надменные лбы — в синяках. Сказал им художник негромко: «Прошу к моему шалашу! Я, братцы, на радость потомкам, Сызм'aльства картины пишу. Я запечатлеть вас намерен Такими, как есть, без прикрас; Я в вас — вознесенных — не верил, Но верю в низвергнутых вас».

2. «Картину — и слева, и справа...»

* * *

Картину — и слева, и справа — Ругали нещадно, и вдруг Подкралась к художнику слава, И все изменилось вокруг. Заказчики в студию рвутся, А боги, не зная границ, Повсюду глядят с репродукций, С журнальных и книжных страниц. Завален художник работой — Теперь он не канет на дно, Торжественным нимбом почета Чело его озарено. И все же,

с подспудною грустью, Он припоминает порой Скитания по захолустьям И день невозвратно-былой, Когда он в одежде убогой, В истертых до дыр башмаках Шагал немощеной дорогой, Витая мечтой в облаках.

Раз в году

Среди могил во мгле осенней, При свете тусклого костра Старик — придурковатый гений — Пилил на скрипке до утра. Он сам себе казался юным, Спланированным на века, — Но отсыревшим старым струнам Была нагрузка нелегка. И слушала концерт нелепый Сентябрьская ночная мгла; Дремали каменные склепы — Кладбищенские терема. «Уйди, — ему шептала осень, — Вконец простынешь, чудачок!» А он чихнет, ветвей подбросит В огонь — и снова за смычок. Так, памятью в былое вдавлен, Забыв, что смерть была и есть, Играл он для подруги давней, Когда-то погребенной здесь. И звуки стаей многокрылой, Пробив сырую немоту, Кружились над ее могилой И возносились в высоту.

«Ни справочников, ни программ...»

* * *

Ни справочников, ни программ Судьба не издает; Она вовек не скажет нам, Что нас в дальнейшем ждет. Ей, равнодушной, просто лень В известность ставить нас, Что нам сулит грядущий день, Что будет через час. Ты сам лепи свою судьбу Из глины бытия! Тебе, пока ты не в гробу, Подвластна жизнь твоя. О будущем гадалки лгут, Примет правдивых — нет, — И только долгий, честный труд На всё дает ответ.

«Не пиши для всех...»

* * *

Не пиши для всех, — Не взойдет посев, И напрасен твой будет труд. Для себя пиши, Для своей души, — И тогда тебя все поймут.

Гости

Все свои годы решил созвать я, Чтоб оценить их, окинуть взглядом, Чтобы они, как дружные братья, Все в моей памяти встали рядом. Гости явились, галдят в прихожей, Гости меня затолкали в угол... Ну до чего же они несхожи, Многим из них не узнать друг друга! ...Глупые годы, умные годы, Годы-красавцы, годы-уроды, Годы-невзгоды, годы-счастливцы, Годы-трудяги, годы-ленивцы... Годы — в обносках, годы — в обновках, Годы — в шинелях, годы — в спецовках; В кепках приперлись годики-шкеты, Годы-хрычи снимают береты... Год-второгодник сжался в комочек, Год-юбиляр ему что-то бормочет; Годы-солдаты стоят в сторонке, Свой разговор ведут негромкий... Год-весельчак зовет на танцы, Год-забулдыга требует водки; Годы-юнцы и годы-старцы Спорят вовсю, надрывая глотки... Разные взгляды, разные лица — Не столковаться им, не сдружиться... Рано созвал я вас, годы-братцы, — Старшего брата надо б дождаться. Вверю я вас ему, командиру, — Он вас построит всех по ранжиру, Всех приструнит, подведет итоги... Он — самый строгий — уже в дороге.

В архиве

О чем историк умолчал стыдливо, Минувшее не вычерпав до дна, — О том на полках строгого архива, Помалкивая, помнят письмена. Бумажная безжалостная память, Не ведая ни страха, ни стыда, Немало тайн сумела заарканить В недавние и давние года. Пером запечатленные навеки, Здесь тысячи событий и имен, Как бы в непотопляемом ковчеге, Плывут по морю бурному времен. И, отмечая все хитросплетенья, История — бессмертная карга — Здесь, словно Ева в час грехопаденья, Бесхитростно-бесстыдна и нага.