Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон
Шрифт:
Правда, они хаживали на громкие чтения, но учительнице казалось, что ходят они не из-за интереса и любознательности, а от нечего делать. Отчасти она была права: мужикам казалось, что баба, будь она даже в очках, толком ничего не знает, а просто чудачит…
Викентия Настасья Филипповна как-то сразу невзлюбила и хотя посещала церковь, но исповедоваться и причащаться ходила в соседний приход. При встречах они сухо приветствовали друг друга.
Мало-помалу громкие чтения прекратились; сердечность, с которой Настасья Филипповна встречала у себя каждого мужика и бабу, сменилась неприкрытой холодностью.
Одинокую
С ними Настасья Филипповна занималась дома, устраивала громкие чтения, сюда же перенесла волшебный фонарь.
Зимними вечерами тут было шумно и весело. Настасья Филипповна выдумывала занимательные игры и другие невинные развлечения, а заодно постепенно приучала ребят правильно говорить. Так путем долгой и кропотливой работы эта высохшая в одиночестве, желтолицая и сердитая на вид женщина вносила в воспитание ребят что-то из другого мира.
Когда ребята достаточно подросли, Настасья Филипповна перешла к вещам более серьезным, старалась вложить в их души понятия о добре, чести и красоте. Они учились в школе, где часто не было чернил, карандашей, грифелей, тетрадок и самых необходимых учебных пособий. Жалкие гроши отпускало духовное ведомство: школа была церковноприходской. Настасье Филипповне приходилось из своих денег покупать грифельные доски, учебники… Но не только в бедности школы была беда. В ребячьи головы прежде всего вдалбливали закон божий, а прочие предметы почитались второстепенными. Выходили из школы люди едва умевшие считать до ста и вывести свою подпись. Зато благонамеренностью и почтительностью к любому начальству их пичкали не скупясь. Отсюда вербовались певчие для церкви и мальчишки, помогавшие попу при исполнении им обрядов.
Флегонту, обладавшему особенной любознательностью, Настасья Филипповна отдавала много времени. Она гордилась угловатым прилежным и добросовестным крепышом, ей нравилось его желание все знать. Петр скоро отошел от кружка: хозяйство, земля и все, связанное с ними, всецело захватили его.
Уехал в Царицын искать работы тихий, умный Ваня. Лавочник устроил Николая в реальное училище. Об этом парне учительница и ее молодые друзья не горевали. Избалованный, капризный и ленивый Николай то и дело ссорился с приятелями, всегда лез вперед, не имея на то никаких оснований, потому что ума был недалекого.
Наталья Филипповна давно бы отделалась от своевольного и деспотичного Николая. Но ссориться с его отцом не хотела и не могла: она часто должала лавочнику. Иван Павлович, польщенный тем, что его сынок принят в компанию отличившихся, иной раз расщедрится и выдаст немного деньжат на школу.
Потом поступила в гимназию Таня, самая веселая и задорная в кружке.
Викентия, как о том уже было упомянуто, Настасья Филипповна сразу невзлюбила. Холодность к нему она перенесла бог весть почему на его дочь. Таня вовсе не заслуживала этого. Она не лезла вперед, мальчики держались с ней на короткой ноге, в их компании она чувствовала себя свободно. Больше того, своим присутствием в кружке Таня смягчала нравы ребят. При ней они воздерживались от грубостей, потому что за каждую выходку любой из них мог ожидать от резкой и прямолинейной девушки страшного
Ценила Настасья Филипповна веселый, общительный нрав Тани, отдавала должное ее уму, понимала, как хорошо она влияет на ребят. И никак не могла преодолеть холодности к ней. Никогда в ее присутствии Настасья Филипповна не обмолвилась неосторожным, смелым словом, никогда не подпускала ее к себе слишком близко.
Ушли из кружка и другие участники его: кто заменил в хозяйстве умершего отца, кто в батраки нанялся, кто отделился от родителя и обзаводился своим домом.
С Настасьей Филипповной остался Флегонт. Правда, Таня и Николай, приезжая на каникулы, часто бывали у Настасьи Филипповны. Заходил Ваня, возвращаясь из Царицына в дни уборки урожая. Но прежней близости с ними уже не было.
Сердцем Настасьи Филипповны завладел Флегонт — сын Луки Лукича. Она стала для него как бы второй матерью.
Глава шестая
Жена Луки Лукича умерла при родах. Родился Флегонт тяжело; быть может, поэтому Лука Лукич так любил младшего сына. К тому же он очень походил и внешне и душевным строем на покойную мать.
Непомерная сила широкоплечего, приземистого Флегонта сочеталась с беспредельной добротой. Говорил он мало, посматривал исподлобья, часто робел и смущался. На первый взгляд казалось: ну, тугодум! А заговорится — диву даешься: слова льются свободно, речь грубоватая, но уж если скажет — будто отрубит.
Весь день Флегонт возился во дворе, замазывал в хлевах дыры, чинил крышу, пилил, строгал, приколачивал.
— Ты бы на улицу пошел, — говорил иной раз Лука Лукич сыну. — Поплясал бы.
Флегонт застенчиво улыбался:
— Да ну их! — и уходил во двор — строгать, пилить, приколачивать.
К земле душа Флегонта не лежала. Когда ему вышли годы, он начал работать подручным у маляра. В свободные дни, а их у маляра и его помощника бывало порядочно, Флегонт ходил в кузницу. Немудрую науку у горна Флегонт освоил очень быстро. Кузнец знал также слесарное дело и со временем обучил этому ремеслу Флегонта.
— Эх, много бы я мог, Флегонт! — говорил кузнец. — Да вот беда — книжному разумению не удостоен. А ты молодой, у тебя ум ровно смола. К нему все прилипнет — не отдерешь Ты учись.
Учился Флегонт старательно, учительница хвалила его. Окончив школу, он начал помогать отцу в хозяйстве.
Шли годы, Флегонт мужал, на селе начали поговаривать о его необыкновенном уме. Девки липли к нему.
Одна молодая вдовушка иссохла от страсти к Флегонту, и что только ни делала, стараясь затащить к себе парня! Обнимала его, прижималась к нему… Флегонт легонько отодвинет ее, скажет:
— Ну чего ты, сударушка? — и уйдет.
А вдовушка бежала за ним и клялась, что сей же час в озеро бросится.
— Авось, усмехался Флегонт, — там нынче мелко!
Лука Лукич, замечая, как сын сторонится девушек, спросил его однажды:
— Неужто еще не подыскал себе невесту?
Флегонт ничего не сказал. Он любил дочь двориковского священника Таню, любил молчаливой тайной любовью, ни на что не надеясь, понимая, как много преград разделяет их. Да намекни он ей на свои чувства — посмеется и уйдет. Он ведь хорошо знал ее, вместе росли, вместе учились. Ни одна живая душа не подозревала о его любви, так думал Флегонт. И ошибался.