Собрание сочинений в 4 томах. Том 2. Одиночество
Шрифт:
— Ну что ж, — сказал Ишин и засмеялся. — Поторгуемся.
— Этак оно лучше, — вставил сидевший в первых рядах поротый Сторожевым Аким. — А то все слова да угрозы.
— Верно, верно говорит Акимка! — закричали из угла.
Ишин вскользь рассказал о требованиях Антонова.
— Нам от вас ничего не надо, — закончил он речь. — Армию мы содержим не первый год. Мужику, который с нами, она не в тягость.
Снова встал Фрол Петрович.
— Вот оно что, мир. Ясно, с красными
Ишин развел руками, Петр Иванович выругался. Но делать было нечего: Сторожев поехал уламывать Антонова.
Через два дня в село явился «сам». Серый в яблоках жеребец плясал под ним, седло, бархатный чепрак и вся упряжь сверкали серебром. Красные с серебряными лампасами галифе Антонов заправил в гусарские сапоги, шапочка-кубанка лихо сдвинута набекрень.
В село, которое раздражало его упорством, он привел лучшие полки, личную охрану, весь штаб — показывал товар лицом мятежным мужикам.
На улице хоть шаром покати. Мужики мрачно смотрели на войско из окон. Было тепло, шел тихий редкий снежок. Штаб расположился в избе Данилы Наумовича, а конники разошлись по квартирам и отказались брать сено у хозяев — каждый имел в запасе свой корм. Это понравилось мужикам.
А ближе к вечеру случилось вот что: накануне правдами и неправдами Сторожев заманил Кольку Пастуха в Грязное, отряд обезоружил, самого Кольку повязал и привез в Дворики. Лежал бандит в амбаре у Данилы Наумовича и ждал решения своей судьбы.
Докладывал о похождениях Кольки Санфиров. Антонов слушал его рассеянно. Колька Пастух одним из первых пришел в банду, бесшабашная удаль его нравилась Антонову, и наказывать его слишком сурово он не хотел. Сторожев сказал:
— Не вздрючишь Кольку, мужиков не уломаем.
Антонов дернул скулами. Санфиров хмуро заметил:
— Да ведь он и тебя не признает. Орет на весь белый свет, что ты главный бандит, кулаками нанят, под их дуду пляшешь.
Это взбесило Антонова. Налившись бешенством, он рявкнул:
— Сторожев, ты это слышал?
— Было дело, — сумрачно ответил Петр Иванович.
— Расстрелять мерзавца! — приказал Антонов. — Расстрелять на глазах у всех!
Перед расстрелом Кольку напоил кто-то, он шел, не понимая, куда его ведут, и орал похабную песню. Близ церкви Кольку поставили к каменной стене и расстреляли. Убирая в кобуру маузер, Антонов обратился к мужикам:
— Вот видели? Собственными руками убил подлеца, который
Мужики выпустили из холодной милицию и выбрали новый комитет, оставив из старых членов только Фрола Петровича, Акима и Андрея Андреевича, потому что прочие, мол, были с Колькой Пастухом заодно.
Антонов уехал вечером. Сторожев первую ночь после долгого перерыва провел дома.
Высоко над селом стоял месяц. Высыпали крупные зимние звезды. Собаки лаяли на редких прохожих. В комитете, прикорнув на столе, дремали дежурные. На краю села ходили вооруженные караулы, далеко на дорогах рыскали конные дозоры.
…И снова зловещая тишина в селе; не выходили парни и девки на гульбище; не собирались мужики, как бывало, на бревнах у избы, где заседал комитет.
Сойдутся бабы у колодца, пошепчутся, повздыхают и поплетутся домой. Черная, тревожная жизнь!
День и ночь заседал комитет. В нем председателем кузнец-баптист Иван Семенович. Фрол Петрович заведует снабжением, поповский сын Александр строчит протоколы, Данилы Наумовича сын, белоусый Илья, бывший унтер, — начальник сельской милиции.
Милицию тоже перешерстили. Прежних милиционеров отправили в полки, а на их место поставили людей по своему выбору: Василия Ивановича Молчанова, крепкого хозяина, двух сыновей; Сергея Васильевича Загородного, хуторянина, трех сыновей; Ивана Туголукова, недавно вернувшегося из армии, привыкшего к винтовке, как кузнец к молоту; еще человек пять.
Как ни бахвалился Ишин насчет легкой жизни, а вышло по-другому: то мяса дай, то сена, и милицию содержи, и подводы давай. Фрол Петрович в делах весь день — комитет на нем держится.
Снова заработали мельницы, просорушки, маслобойни. Хозяин мельницы Селиверст брал за помол назначенную комитетом меру. И вдруг назначил новую.
— Это вам не советская власть, — говорил он. — Моя мельница, что хочу, то и беру.
— Да побойся бога! — умоляли мужики. — До войны столько не брали!
— Зато при Советах мало брали! Довольно, поигрались! А не хотите — езжайте за тридцать верст.
Мужики пришли в комитет.
Фрол Петрович вызвал Селиверста.
— Ты что это мародерствуешь?
— Помолчи, — пробурчал Селиверст. — А вона ваш же комитетчик Федот просорушку пустил — сколько берет? Небось не прогадывает?
Фрол Петрович развел руками: дескать, не сдается мельник, почтенные старики, его власть.
Старики поехали в Грязное к Сторожеву. Петр Иванович вызвал Фрола Петровича и Селиверста.
— Двадцатую меру брать, — приказал он мельнику. — Не то Антонову пожалуюсь.
Селиверст зло посмотрел на Сторожева и объявил, что мельницу закроет.