Собрание сочинений в 4 томах. Том 2. Одиночество
Шрифт:
— Ну, дед, скажи что-нибудь напоследок.
Агроном поднялся.
— Мне нечего говорить тебе. Разве звери понимают что-нибудь?
Сторожев посмотрел на этого седого человека, бледного, тщедушного, но гордого, — его глаза блестели, поблекшие щеки покрылись румянцем. Петру Ивановичу стало страшно.
«Вот они стоят, осужденные на смерть, — думал он, и никто не молит о пощаде, никто не плачет. Откуда эта сила?» И бессмысленным показался ему суд, затеянный им. Никого он не убедил, никого не устрашил.
Никого!
—
Агронома увели. Вместе с ним увели горбатого мужика. Один за другим вставали коммунисты совхоза, одного за другим приговаривал Сторожев к смерти.
Безмятежно потрескивая, горел огонь в фонарях, люди, шатаясь, подходили к стене, лилась кровь.
Сторожев уехал поутру, взял сотню лошадей, а на прощанье поджег совхоз.
Ехал он в Каменку и радовался: «Добыл Вохру добрых лошадок».
Но Вохр не получил лошадок.
Накануне Антонов получил от Федорова-Горского письмо. Требовал главный агент лошадей. «Они нужны для братьев по борьбе», — писал адвокат.
Послал бы Антонов вымогателя ко всем чертям, да нужен позарез. Теперь лошадей требует, сукин сын! Ах, будь он неладен!
Антонов приказал приведенных лошадей сдать в назначенном месте уполномоченному Петроградской конторы Автогужтранспорта. Сторожев разъярился. И тут впервые крупно поссорились они.
— Это за что же! — кричал Сторожев. — Ради чего я потерял четыреста человек?! Повешусь — не отдам!
— Отдашь, — играя желваками, выдавил Антонов. — Сам отведешь. А пикнешь — я тебя к стенке поставлю. Умен больно стал, сукин сын, волк паршивый!
Сторожев закусил губу и вышел — кончилась его вера в Александра Степановича.
Мужики, узнав о неудаче Сторожева под Хопром, начали над ним подсмеиваться. Пересмешки пошли гулять по селам, девки складывали побаски одна другой обидней и орали во все горло:
Бандит молодой, Дали ему плетку, Сопли-слюни распустил, Едет на разведку. Как под речкой Хопром Учинили им погром!Сторожев разгонял плетками гульбища, порол запевал… Да разве всем заткнешь рот?
Глава четвертая
Орловскому военному округу главком приказал ликвидировать ударные силы Антонова. План в отличие от предыдущих был составлен дельно. Раньше в погоне за легкими победами занимали кое-какие центры мятежа, два-три дня стояли в них воинские части, уходили, искали антоновцев, обнаруживали их, рассеивали… А через день они собирались вновь.
Разведка донесла, что пять отборных антоновских полков совершают рейд юго-западнее камышинской железнодорожной ветки, медленно передвигаются по замкнутому кругу, подкармливаются
По плану части Орловского округа должны были окружить ударную группировку Антонова, гнать ее к Юго — Восточной дороге, куда послали бронепоезда вдобавок к уже имеющимся, снабдили оружием, фуражом и продовольствием партизанские коммунистические отряды, осевшие на станциях. Наконец-то вспомнили и о них.
Здесь и должен был завершиться разгром главного ядра антоновских армий.
Антонов-Овсеенко всеобщих восторгов по поводу нового похода против мятежников не выражал. Но план был утвержден главкомом и одобрен кем-то из военных верхов: называли очень большое лицо. Хорошо, пусть попробуют — так примерно выразился Антонов-Овсеенко и помог округу советом, людьми.
Накануне наступления план с подробностями был доставлен начальнику антоновской контрразведки Герману Юрину.
Стоял январский день, студеный и ясный. Кабинет Антонова в штабе заливало солнце, веселые зайчики бегали по полу. Весело гоготали, сидя над планом красных, Антонов, Токмаков и Герман Юрин — молодой белобрысый парень.
Мобилизовали его незадолго до конца Романовых, с фронта пришел он целехонький, поехал по делам в Тамбов и попал туда как раз в тот самый июньский день восемнадцатого года, когда кадеты и эсеры подняли мятеж запасных.
Юрин тоже вмазался в то дело, бежал, пристал к дезертирам, с ними попал к Антонову. Тот послал его в Пахотноугловскую коммуну проходить курс разведки. Там Юрину дали конспиративную кличку Герман — так она к нему и пристала. Крещеное имя его забыли: Герман и Герман.
Курс разведывательного дела он прошел успешно и со временем овладел этим сложным делом в совершенстве. Антонов назначил Германа начальником контрразведки. Он ценил и баловал его, а баловство, как известно, к добру не ведет: стал Герман лихо попивать и буйствовать без меры. Часто видели эту длинновязую фигуру с редкими рыжеватыми усиками и бегающими глазами, что плелась по дороге, делая замысловатые зигзаги, харкающую и ругающуюся на весь белый свет. В кровожадности и в изобретении самых отвратительных провокаций он перещеголял самых отпетых негодяев из штаба Антонова.
Члены губернского комитета, люди пожилые, семейные, терпеть не могли этого безжалостного палача, ходившего точно на ходулях, но Антонов был неумолим, и Герман Юрин оставался главой контрразведки.
— Ну, что скажете? — спросил Антонов своих собеседников. — Дадим бой, Петр?
Токмаков задумался, потер лысый череп, потом сказал:
— Погромят. К чему тратить силы? Не так уж их много. Да и неизвестно, что затевает против нас Овсеенко.
Антонов ткнул пальцем в схему окружения, набросанную неведомо кем и доставленную ему Федоровым-Горским.