Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Тайное свидание. Вошедшие в ковчег
Шрифт:
Следующей была «Женщина-маска». В соответствии с девизом лицо, покрытое белилами, казалось маской. Белая маска отсвечивала и переливалась, как жемчужина, и это лишало лицо всякого выражения. «Женщина-маска» пользовалась особенной популярностью, или, возможно, подошли новые зрители…
— Это не ваша супруга?
Мне самому почудилось… Но нет, я не был уверен. Точнее, будь даже у меня возможность удостовериться в этом, я предпочел бы воздержаться. К тому же оставалась еще одна соискательница. Быстро подойдя к комнате, обозначенной девизом «Страус», я увидал фотографию совершенно неизвестной
Я решил пройтись по кругу еще раз.
«Кукольный дом»… «Женщина-цунами»… «Магма»… «Лебединое озеро»… Нет, все они не имеют ничего общего с женой. Снова «Женщина-маска»… Какое прекрасное тело, как изящно она сложена. В самом деле, очень похожа на жену. Но будь это и впрямь моя жена, я узнал бы ее подсознательно, даже со спины. В чем же причина моих колебаний?
— Если все прочие отпадают, то это, несомненно, ваша супруга.
Возможно, возможно. Но какие у меня доказательства того, что жена вошла в число шести женщин, прошедших предварительные испытания? И все-таки можно предположить самое худшее.
— Странное дело. Сколько можно раздумывать, когда речь идет о собственной жене…
Действительно странно. Разве моя жена не есть нечто цельное и неповторимое? А «Женщина-маска» на фотографии… Да, она прекрасна, и все же это — несуразное, ужасающее соединенье частей двух различных тел, явно несовместимые голова и торс. Эта жемчужная белизна, достигнутая с помощью толстого слоя белил, кажется порожденьем чужой крови, влитой в сосуды «Женщины-маски», бегущей по всему ее телу. Но тогда изменилось и все ее существо.
— Вы, трое, и — вместе? А как записки, мой друг, переписали начисто?
За спиной у нас вдруг возник заместитель директора клиники. Лицо секретарши стало напряженным, но ни малейшего испуга на нем не отразилось.
— Вот текст завтрашнего выступления, я отпечатала две копии, одну отправила в Совет… Размножим их — пяти экземпляров, думаю, хватит?
— Вполне.
Выходит, они сообщники? Девочка, глядя на заместителя директора, еле заметно ласково улыбнулась ему. Я испытал такое чувство, будто меня предали. А чего еще следовало ожидать? Мой план с самого начала был обречен на провал. Из памяти у меня почему-то улетучились все вопросы, которые я по пунктам обдумал, готовясь к встрече с жеребцом.
Будь хоть какой-нибудь способ узнать настоящие имена соискательниц — все стало бы на свои места.
— Разумеется, эти нелепые девизы — чистая выдумка. Среди соискательниц есть и массажистки из турецких бань, и исполнительницы модных песен. — Тут заместитель директора ухватил девочку за ухо и строго сказал: — Очень жаль, но ты ведешь себя безобразно…
Толпа зрителей разделилась надвое, и по возникшему проходу, высоко подкидывая колени, точно на ногах у них туфли для прыжков, пробежали трое стриженых в трусах. Заметив нас, они, будто по команде, приложили ладони ребром к вискам и задвигали ими, будто это слоновьи уши. У одного из них с плеча свешивалась пачка перевязанных ремнем газет.
— Дай экземплярчик, — попросил заместитель директора.
— Нельзя. Завтрашний номер.
Стриженые убежали, и толпа снова слилась воедино.
— Кажется, вы заинтересовались женщиной из этой комнаты?
— Он думает, — ответила вместо меня секретарша, — что это его жена.
— В самом деле… — заместитель директора с ехидной улыбкой взглянул на фотографию. — Но вы, я надеюсь, продолжаете свои записки?
— О чем вы?
— О том, что вы их тем не менее продолжаете. Давайте заглянем внутрь. У меня лишний билет, могу дать. Я сам питаю к этой женщине особый интерес. — И, повернувшись к секретарше, сказал: — А вы возьмите девочку и выпейте кофе в комнате отдыха. Не возражаете?
Секретарша, наступив мне на ногу (я был в туфлях) и больно прижав ее, сказала:
— Жду только пять минут — по часам. Извольте обращаться со мной как положено. Я имею на это право.
И она зашагала, толкая кресло-каталку; девочка, сидевшая в нем, обернулась и с мольбой смотрела в нашу сторону. На кого именно — не знаю. Я отер слезы. Они, скорее всего, выступили от боли — секретарша здорово придавила мне ногу. Но заместитель директора, кажется, истолковал их по-своему:
— Попрекать вас теперь ни к чему. Но знайте — иногда нужно быть жестоким. Врач должен быть жестоким, и больной обязан сносить его жестокость… таков закон жизни.
Протиснувшись сквозь толпу зрителей, с завистью глазевших на мой билет, я толкнул дверь комнаты «Женщины-маски». За дверью висел черный занавес. Я раздвинул его, передо мной повис еще один. Раздвигая все новые и новые занавесы (порядка, в котором они висели, я так и не уяснил), я шел вперед, пока не попал в помещение, напоминавшее выложенный белым кафелем анатомический театр. Почти все места были заняты.
Из динамика слышался сухой, невыразительный голос:
— Трехминутный перерыв кончается. Занимайте, пожалуйста, свои места.
Но заместитель директора не садился. Я тоже решил смотреть стоя.
Свет в зале погас. На сцене появилась женщина. Обнаженная, с набеленным лицом — точь-в-точь как на фотографии.
— Такая хрупкая с виду, а победит, я уверен, всех — даже «Кукольный дом». Та займет второе место.
Женщина лежала, подняв одно колено. Все ее тело было опутано проводами. На коленях ее, на бедрах и плечах пестрели датчики, от них тянулись тонкие провода к измерительным приборам. Женщина была соблазнительна и прекрасна, как танцовщица, играющая роль плененной марсианки.
Из-за кулис вышли двое врачей в белых халатах и сняли показания приборов. Потом один из них стал осматривать женщину.
— Есть надежда на ее выздоровление?..
— Болезнь ее сводится к утрате индивидуальности. Она не нуждается в медицинской помощи; лечить ее ни к чему.
— Какая жестокость!
— Она действительно ваша супруга?
— Сам не пойму. Не знаю, как быть…
— Нерешительный вы человек. Кстати — это, правда, касается вашей супруги, но я должен сказать… любой сексопатолог подтвердит вам, — она страдает манией изнасилования.