Собрание сочинений в 4 томах. Том 3
Шрифт:
Павел Михайлович. Как грустно… Очень грустно! (Звонит секретарю.)
Входит секретарь.
Скрипач не появлялся?
Секретарь. Здесь. Ждет.
Павел Михайлович. Просите.
Секретарь уходит. Входит Армандо.
Армандо.
Павел Михайлович. Долго же вы гостите в наших краях.
Армандо. Влип в неприятную историю, теряю лучшего друга, потому и добивался свидания с вами.
Павел Михайлович. Чем могу помочь?
Армандо. Мне ничем не поможешь. У меня единственная просьба, касающаяся одного Суходолова. Если это возможно, помогите ему. Я вас прошу поверить, что ничего позорного он не совершил и, по-моему, совершить не может. Вам должно казаться странным мое посещение, просьба, но в этой проклятой истории я больше всех страдаю. Дело в том, что Митя мне открылся, а я его предал.
Павел Михайлович. Как? Кому?
Армандо. Жене.
Павел Михайлович(вырвалось). Эх вы… артист!
Армандо. Это так стыдно… мелко. Сболтнул… а фактически оклеветал, потому что в глазах такой женщины, как Ксения Петровна, это измена и связь, а в глазах каждого мыслящего человека — естественный порыв. Теперь сижу в гостинице, пью и не знаю, когда это кончится.
Павел Михайлович. Может быть, вам надо помочь уехать?
Армандо. Только не материально. У меня есть… Мне хотелось снять с себя моральную тяжесть. Я решил высказаться перед вами.
Павел Михайлович. И хорошо, что высказались.
Армандо. Я могу письменно…
Павел Михайлович. Не надо. Мне и так поверят.
Армандо. Можно спокойно уезжать?
Павел Михайлович. В конце концов, его никто казнить не собирается.
Армандо. Но я — то знаю, как ему тяжело, если его мотают… а он самолюбивый, гордый.
Павел Михайлович. Урок. Дружок не того… неважный.
Армандо. Ох, не добивайте. Я человек искусства, должен быть далек низменным рефлексам… но оклеветал ради низменных целей. И виновато нечто, лежащее вне нас.
Павел Михайлович. Почему вне нас? Все в нас.
Армандо. О нет, нет… Прощайте. Я теперь уеду с облегченным настроением. (Уходит.)
Входит секретарь.
Секретарь. К вам пришла Майя.
Павел Михайлович. Какая Майя? Ах, она… Просите.
Секретарь
Но о чем же я буду с ней говорить? Вот история!
Входит Майя.
Садитесь.
Майя. Благодарю.
Павел Михайлович. Здравствуйте.
Майя. От волнения забыла… Здравствуйте, Павел Михайлович.
Павел Михайлович. Волнение? Отчего же вам волноваться?
Майя. Мое скромное пребывание… и вдруг вызывают наверх.
Павел Михайлович. «Наверх»… Итак… нет, вы блокнотик уберите, я никаких указаний вам давать не собираюсь.
Майя. Не собираетесь?.. А как же? Но простите. Хорошо.
Павел Михайлович. Вы из Ленинграда?
Майя. Да.
Павел Михайлович. Мы — земляки. Я тоже кончил Ленинградский университет. Вот… мне неясно, чем вы у нас занимаетесь.
Майя. Мне и самой неясно.
Павел Михайлович. У вас командировка?
Майя. Я должна научно определить лицо советского читателя.
Павел Михайлович. Должно быть, страшно интересно.
Майя. Нет, это страшно скучно. Но, может быть, оттого, что я не люблю свою работу.
Павел Михайлович. Вон как? Честно признаетесь.
Майя. Что делать, не люблю филологию. Могла солгать: «Я в восторге от советского читателя». А я не знаю его лица. И никто не знает. Сколько читателей, столько лиц. Я никак не могу их причесать. Не даются.
Павел Михайлович(смеется). Не даются. Вот какие нахальные лица! Человек в командировку приехал их причесывать, а они не хотят. А говоря по делу, что же вы любите?
Майя. Танцы.
Павел Михайлович. Что-о?!
Майя(испуганно). Вы не сердитесь, я говорю — танцы люблю.
Павел Михайлович. Вот наказание!
Майя. Почему?
Павел Михайлович. У меня дочурка дни и ночи прыгает.
Майя. И не мешайте. Мне помешали и сделали несчастной.
Павел Михайлович. Но танцы все-таки не дело.
Майя. Сама природа научила человека прежде всего выразиться в танце. Еще до того как человек научился говорить, он умел плясать. Я способна бесконечно говорить на эту тему. Вы не любите танцевать?
Павел Михайлович. Странный вопрос вы задаете партийному работнику.
Майя. А партийную работу вы любите?