Собрание сочинений в четырех томах. Том 4.
Шрифт:
— Я не так сказала.
— А как?
— Сам скажи.
— И скажу.
— Только общих слов не повторяй!
— Пожалуйста. Передовой — Володька.
Ирочка упала на подушку и громко расхохоталась.
Это так обидело Ивана Егоровича, что он не счел нужным что–либо объяснять, повернулся и вышел из комнаты.
— Дядя, дядечка! — звала его Ирочка. — Вернись! Не обижайся! Извини!
Но ему пора было уходить, и он ушел, так и не извинив дорогую его душе племянницу. Или дочь. Пожалуй, даже дочь.
Утомившись валяться без дела —
Передовой? Пусть. Ирочке все равно сейчас не до него. Одна–одинешенька, с длинным полотенцем на плече, она босиком летает по паркету, как умеет летать только одна Уланова. Дел у нее, в сущности, никаких нет, но все–таки она что–то делает, вспоминает о чем–то важном, но тут же забывает. Самое важное, конечно, то, что говорил Иван Егорович, надеясь заразить ее своим презрением к Ростику.
Она летит на кухню и зажигает газ, ставит кофейник. «Ростик, Ростик», — твердит она про себя. Вы только подумайте! Не сказать ей, Ирочке, что он решил на ней жениться! Она летит обратно в свою комнату, расчесывает волосы. «Ростик, Ростик, мог же ты сказать мне первой…» Присев на кровать, она минуту остается неподвижной. Конечно, это и есть культура — ей, Ирочке, сказать обо всем последней. Культурный человек должен иметь выдержку. Она летит в другую комнату, распахивает дверцы буфета, не понимает, что ей нужно. «Ростик, Ростик, значит, ты уже рассказал обо всем своей устрашающе умной матери…» Как далеко зашло! Елена Васильевна уже говорила обо всем с Ниной Петровной. Ирочка летит в ванну, открывает все краны, но вылетает оттуда, хватает телефонную трубку. Она хочет позвонить ему, но ей страшно. Не надо, еще очень рано.
На кухне бурлит кофейник, из него бежит черная вода и смешивается с огнем. Ирочка смеется. Сожгу дом! Никакой чужой, холодный, враждебный ветер не может сейчас заронить сомнение в ее счастливую душу!
А тут еще раздается телефонный звонок. Ростик говорит своим обычным тягуче–ласковым тоном, который так нравится Ирочке.
— Скучаю, думаю о вас, хочу вас видеть. Что же вы, Иринушка, молчите?
Ирочка боится открыть рот. Ей кажется, что если она заговорит, то сразу же признается ему в любви.
— Иринушка, вы слушаете?
— Слушаю. Еще бы!..
— Я хочу многое сказать вам.
— Вот оно! Длинное полотенце сползает с плеча и падает на пол. Но Ирочка не позволяет себе пошевелиться.
— Слышите, Иринушка?
— Конечно, слышу.
— Мама тоже хочет многое сказать вам.
Как это трогательно! Большой, самоуверенный, выполняющий ответственные поручения Ростик обожает свою маму. Ирочка тоже обожала бы свою маму…
— Но не сегодня, — продолжает Ростик. — Я очень хочу вас видеть, очень многое хочу вам сказать, но сегодня масса дел. До самой поздней ночи.
Ирочке и в голову не приходит, что ему можно не поверить. Если бы Ростик признался, что собирается встретиться со Стеллой Зубаревой и рассказать ей обо всем, Ирочка нашла бы, что он поступает, как порядочный человек. Правда, Ростик не намерен ссориться со Стеллой Зубаревой. Зачем? Но если она станет попрекать его, может быть, и придется поссориться.
— Видите ли, Иринушка, — мягко говорит Ростик, — до знакомства с вами у меня могли быть увлечения. Могли? Как вы считаете?
— Могли, могли… — Она радуется, так как у нее ведь до знакомства с Ростиком тоже было увлечение.
— Пора их прекратить.
Ростик воодушевляется. Его слова о том, что отношения между людьми должны быть ясными и честными до конца, пронизывают Ирочку теплом и покоем. Да, отношения между людьми должны быть именно таковы. У Ростика и у нее одни и те же мысли, одни и те же правила.
Закончив излияния о честности и ясности, которые несколько взволновали его самого, Ростик неожиданно спросил:
— Завтра мы у вашей старой подруги?
Она совсем забыла, что Светлана пригласила их прийти в субботу. Слова Ростика прозвучали для нее неожиданно. Еще неожиданнее было то, что Ростик назвал Светлану ее старой подругой. Откуда он это узнал? Ему об этом никто не говорил. Скорее всего сам догадался.
— Вы забыли? — спросил он.
— Да.
— Так как же?
— А вам очень хочется? — как–то против своей воли спросила Ирочка.
— Не знаю. Мне абсолютно безразлично. Но мы дали слово.
Ирочке не хотелось идти к Дуське. Она снова почувствовала в ней злого гения своей школьной поры.
— Раз дали слово, конечно, пойдем, — нерешительно сказала Ирочка.
— Не пойдем, а поедем. Где она живет?
— Там же.
— Что это значит?
— Там же, откуда мы переехали.
Ирочка назвала тот старый московский район, где раньше жила.
— Понятно, — сказал Ростик.
Раздался резкий щелчок, их прервали. Ирочка медленно подняла полотенце. Что случилось? Летать ей больше не хотелось. Телефон зазвонил. Она встрепенулась. Сейчас Ростик скажет, что их прервали. И, может быть, повторит свои восхитительные слова о том, что ему хочется многое сказать ей.
— Слушаю, — с замиранием сердца сказала Ирочка.
— Здорво, Ирка! Узнаешь?
— Это Дуська, то бишь Светлана. Вот уж совпадение!
— Это я. Привет!
— Привет.
— Почему кислая?
— Нисколько.
— Будто не слышу! Вы придете?
— Кто это мы?
— Здравствуйте! Ты и твой поклонник.
— Приедем.
— Не догадалась. У такого должна быть собственная машина. Благословляю. Растешь в моих глазах, старушечка!
— Что ты празднуешь?
У Светланы вырвалось что–то похожее на кашель. Или Ирочке это только показалось…
— Как это праздную?
— Может быть, какая–нибудь дата? День рождения?