Собрание сочинений в семи томах. Том 7. Статьи, очерки, юморески
Шрифт:
Позвольте здесь немного отклониться от темы: принято считать, будто у женщин ум короток, будто они непоследовательны, болтливы и т. д. и т. п. Что касается меня, то я обвиняю их в грехе значительно более страшном: в отсутствии чувства юмора. И хотя в общем-то они не прочь посмеяться и любят смешное, но веселость их скорее пассивна, чем активна. Возможно, потому, что для хорошей шутки нужна известная напористость, кроме того, приходится ставить на карту собственное достоинство, а слабая половина человечества в этом вопросе чрезвычайно щепетильна, и, наконец, вполне вероятно, что в женских устах насмешка причиняла бы боль, меж тем как мужская шутка обычно никого не ранит. Словом, как бы там ни было, а анекдоты — мужской товар; лучшие из них вообще недоступны для женщин, подобно высшей математике, умозрительной теологии и прочим высокоинтеллектуальным занятиям.
Шутка — вне всякого сомнения — входит в арсенал мужчины, этого прирожденного завоевателя. Юноша, охотящийся за девичьим сердцем, по всем правилам искусства обязан
Но если остроумна женщина — это, наоборот, создает впечатление какой-то испорченности; добродетельных женщин такая противоестественность даже возмущает: они подозревают за ней агрессивность, цинизм и свободу нравов. Мефистофель, безусловно, сыпал остротами, как коммивояжер. Маргарита же была серьезна, как само целомудрие, но когда Фауст преподносил ей услышанные от Мефистофеля анекдоты и прибаутки, покоренная и восхищенная Маргарита шептала: «Вы просто ужасны!»
Впрочем, настоящие анекдоты уместны лишь в мужской компании, и не столько из-за непристойности, сколько из-за лаконизма. Женщины предпочитают кокетство, игру, остроумный диалог; они любят растягивать удовольствие. Анекдот, шутка — стремительны, как удар грома. Все выкладывается единым махом — и баста. Женщинам нужны развлечения, мужчинам — разрядка. Неожиданная концовка анекдота, в которой вся его соль, обрывает разговор подобно молнии; после этого приходится завязывать беседу заново, а женщины, как известно, не любят ни начинать, ни кончать… Потому что для всякого начала и конца тоже нужен характер решительный и даже в какой-то степени склонный к насилию.
Почти все анекдоты построены на словесной игре! развязкой в них служит не действие, а слово; это либо диалог в миниатюре, либо ситуация, завершаемая какой- нибудь репликой в форме «прямой речи». В этом плане анекдот относится не к эпике, а к драматургии; это комедия, все действие которой сведено к нескольким секундам. Шутка, анекдот, каламбур — игра не предметами, а словами; постоянное изумление смыслом и бессмыслицей слов; освобождение слов от их серьезной и конкретной целенаправленности. Считается, будто человек стал человеком, начав говорить. Но едва он начал говорить, как на другой же день придумал остроту и с удивлением заметил, что словами можно играть. Животные улыбаются, но покатываться со смеху не могут, потому что не умеют острить; они не постигли искусства с помощью слова отталкиваться от действительности, которая в конце концов довольно-таки серьезна. Большинство старинных и в особенности исторических анекдотов просто-напросто фиксируют чье-нибудь достопримечательное изречение: еще в давние времена словесные фокусы, выворачивающие вещи наизнанку, удивляли человека; он не перестал им изумляться, не пресытился ими и поныне. Примитивное удовольствие от шутки связано с радостью, которую доставляет нам словесное превосходство над противником. Хитрость и коварство, хорошо подвешенный язык и находчивость некогда восхищали не меньше, чем доблесть и сила. Неверно, что, применяя духовное оружие, мы пользуемся более поздними и утонченными приемами борьбы за жизнь: хитроумный Одиссей был ровесником могучего Аякса, а рядом с прачеловеком, направо и налево молотившим своей дубиной, уже, бесспорно, существовал прачеловек, насмехавшийся над ним.
С некоторым смущением мы приближаемся к так называемым скабрезным анекдотам. Не станем отрицать, что если не половина всех анекдотов, то, во всяком случае, половина всех хороших анекдотов до крайности неприлична. Будь мы специалистами по психоанализу, мы обязательно пришли бы к выводу, что в анекдотах подобного рода находит какую-то разрядку подавляемый половой инстинкт. К сожалению, нам кажется, что инстинкт, проявляющий себя в этих забористых анекдотах, не слишком-то подавлен; наоборот, особая склонность к словесной распущенности наблюдается именно у здоровых, бравых и даже женатых мужчин, столь же далеких от аскетизма, как и от донжуанства. Моралист обвинил бы их в развращенности. Между тем все это бурлит и кипит в них лишь потому, что плотно прикрыто крышкой. Тайна, скрывающая интимные стороны человеческих отношений, чересчур тягостна; о таких вещах молчат, как о черном злодеянии; но должно же это в чем-то найти выход! Женщины сообщают друг другу самые интимные секреты шепотом; из мужчин они вырываются анекдотом, непристойным, зато не выражающим их личного отношения к рассказываемому, — сказано и ладно! В соленых анекдотах получает разрядку не сексуальный инстинкт, а сексуальное молчание. Женщины переговариваются об этом шепотом, но храня абсолютную серьезность, что для них вполне естественно; мужчины острят по этому поводу с какой-то нарочитой и необузданной несерьезностью. Пожалуй, можно сказать, что они дискредитируют значительность проблемы, смотрят на дело легкомысленнее, чем оно того заслуживает. Что-то им мешает принимать названную сторону жизни всерьез. Может быть, это дает ощущение некоторой свободы… И хотя я верю, что благородный Гектор прощался с Андромахой перед сражением именно так, как описано в шестой песне Гомера, но, думаю, сначала он облегчил себе душу двумя-тремя анекдотами с перцем, а потом пошел и сложил голову, втянутый в распрю, которая его, в сущности, весьма мало трогала.
О каждом великом человеке рассказывают анекдоты, передающие какое-либо из особенно достопримечательных его высказываний в той или иной
168
Питт Старший — Питт Уильям, граф Чатам (1708–1778), видный английский государственный деятель, премьер-министр.
169
Игнатий Лойола (1491–1556) — испанский религиозный деятель, основатель ордена иезуитов.
170
Цецилий Метелл — Люций Цецилий Метелл, римский консул в 251 и 247 гг. до н. э.
По буйным лугам анекдотов и шуток можно прогуливаться до бесконечности. К примеру, мы могли бы еще высказать изумление, сколько в них злорадства, и поразмыслить над тем, что без известной жестокости юмор, пожалуй, и вовсе бы перевелся, ибо люди, абсолютно благожелательные, скучны, как Фенелон [171] . Нам кажется смешным, когда кто-нибудь споткнется, а если бы в этом не было комизма, мы, вероятно, кинулись бы на споткнувшегося и, пользуясь его беспомощным положением, растерзали. Возможно, шутка лишь направляет в другое русло присущую человеку жестокость, переводит ее с колеи действий в колею слов. Во всяком случае, уже твердо установлено, что смех выполняет великую, еще не исследованную социальную функцию и немаловажную функцию биологическую. Шутка — это и нападение и оборона; и проявление превосходства и оружие слабого, а сверх того у нее еще тысяча иных поводов и предназначений, одно из которых — фантастическая и свободная от каких бы то ни было пут бесцельность.
171
Фенелон Франсуа де Селиньяк де ля Мот (1651–1715) — французский педагог и писатель, автор назидательного романа «Телемах» (1699).
Если я останавливаюсь здесь, на пороге разнообразных аспектов и перспектив, то делаю это не без умысла: я не собирался создавать теорию, на основе которой можно было бы внести ясность, простоту и порядок в нехоженые дебри анекдотов; напротив, меня вело за собой убеждение, что эта область гораздо сложнее и удивительнее, чем принято считать. Можно открыть, например, что через девственный лес уже проложены первые тропки, но можно открыть и то, что девственный лес есть девственный лес. Я хочу лишь сказать, что эта литературная область полна тайн, — и потому удаляюсь от нее на цыпочках.
1925
Несколько заметок о народном юморе
Я всегда утверждал — и однажды уже пытался доказать подробнее, [172] — что юмор по большей части дело мужское. Мужчины гораздо охотнее, чем женщины, снисходят к роли комика, к занятию, которое называют шутовством, зубоскальством, вышучиванием, разыгрыванием, озорством или дурачеством. Если хотите убедиться в этом, посчитайте сами, как мало в литературе женщин-юмористок. В некоторых жанрах, таких, как героический эпос, детектив, комедия и трагедия, пальма первенства принадлежит, пожалуй, исключительно мужчинам.
172
Я всегда утверждал — и однажды, уже пытался доказать подробнее, — что юмор по большей части дело мужское. — Чапек имеет в виду эссе «О природе анекдота» и ряд других своих статей.
Во-вторых, я бы не без удовольствия засвидетельствовал, что юмор в основе своей имеет народный характер. Ни Лаэрт, ни Фортинбрас, ни король Клавдий не обладают таким чувством юмора, на какое способны знаменитые могильщики из «Гамлета», и не потому, конечно, что Шекспир считал ремесло могильщиков таким уж веселым. Он просто понимал один весьма реальный факт, что могильщики скорее станут шутить, чем короли и рыцари; если выразиться более обобщенно, бедные люди больше склонны к шуткам, чем богачи. Этим я не хочу сказать, что бедность сама по себе комична и вызывает у бедняка неодолимый смех. Нельзя также сказать, что нищета, безработица, голод и состояние угнетения располагают к разгулу и безудержному веселью. Я имею в виду относительную бедность: это беззаботность людей, у которых здоровые руки и, по крайней мере, кусок хлеба с колбасой к ужину. Ручаюсь, что трое каменщиков по части шуток способны на большее, чем четырнадцать министров. Два шофера обменяются при встрече более остроумными замечаниями, чем два банковских управляющих. Почтальон — куда больший шутник, чем директор почт и телеграфа. Приматор города Праги гораздо меньше склонен к игривости, чем рядовой служащий муниципалитета. Стоит человеку стать господином, в него сразу вселяется какая-то угрюмая солидность. Господин иногда позволяет развлекать себя. Народ развлекается сам. Господин иногда рассказывает анекдоты, народ разыгрывает их в жизни.