Собрание сочинений в трех томах. Том 1

Федоров Василий Михайлович

"Он был ворчун…"

Он был ворчун — Не больше, чем любой. Она ж его За это укоряла, Она ему Частенько повторяла: — Что будет В старости с тобой! Шли годы… Он ворчал, Она ворчала. Он ей упрек, Она его в штыки: — Что будет в старости!.. И замолчала. Они давно уж Были старики.

ЦЫГАНКА

Я верю цыганке. Мне счастье она нагадала. По жесткой ладони Всю прошлую жизнь рассказала. Она мне сказала По линиям четким и ясным: — Всю жизнь был любим И всю жизнь был несчастным. Она мне сказала С лукавым цыганским азартом: —

Во многих же семьях Красавицам спутал ты карты. Скажу имена их, Да только не надо скупиться. — Скажи-ка, а впрочем, Зачем же… Напрасно трудиться! Я верю цыганкам. Они — как поэты-провидцы, Всю жизнь они смотрят На разные встречные лица, Всю жизнь они бродят, Всю жизнь они новых встречают. И радость и горе — Всё, всё они в нас замечают. И сам я бродяга И многое, многое знаю. Сказал я цыганке: — Давай Я тебе погадаю!

"Ну полно… Полно…"

Ну полно... Полно... Мне тоскливо!.. Угомонись, Раздор не сей. Зачем же так несправедливо Ругаешь ты моих друзей? Ты злишься, Что они приходят Смущать нездешней красотой, Что в поздний час меня уводят Бродить под звездной высотой. Не знаю, Чем ты оскорбилась, Когда сказала, их браня: — Они тебе, скажи на милость, Дороже хлеба и меня! Ну полно же, На них не сетуй. Вершители людских судеб, Мои друзья — они поэты, Необходимые, как хлеб… И все ж Их не сравню с тобою. Без хлеба все-таки живут. Ты — воздух мой, А без него я Не проживу и трех минут.

ЛЮБКА-ЛЮБОЧКА

Утром — Любкой, Ночью — Любочкой… Отряхнув с души золу, С виноватою улыбочкой Проходила по селу. Шла неспешно, Будто с ведрами, Выводя за шагом шаг, И покачивала бедрами По привычке, Просто так. Обзывали Любку шлюхою. Злые женщины порой. Начинали слово буквою Из алфавита второй. Мужики с недоброй шуточкой Свой дневной вершили суд. Шла и знала: Ночью Любочкой, Утром Любкой назовут… Шла отпетая, небрежная, Под лузгу недобрых ляс, Всю себя, нахально грешную, Выставляла Напоказ. Отметая ночи ложные, На меже вблизи села, На другие непохожая Ночь у Любочки была. В играх звездного свечения, С перепевом петухов Ночь любви и очищения Ото всех былых грехов. Ночь, не сделавшая просева, Ночь, не вспомнившая зла. Ничего с души не сбросила, Все с собою понесла. Тихо, полная смирения, Понесла в рассветный дым Новое сердцебиение Рядом, Рядом со своим. Сын приспел. Нужны и метрики. Вот, припав теплом к теплу, С белым ситцевым конвертиком Мать ступала по селу. Мать ступала. В знак прощения Приподняли старики Троеперстно, как крещение, Лаковые козырьки. Мать ступала. И глумливые Смолкли бабы у дверей, Даже самые ревнивые Стали к Любочке добрей. Эти добрые и дружные В мальчике Из доброты Все простили б, Даже мужние, Даже мужние черты… Шла, Впервые некоримая, И несла, забывши все, На судах неоспоримое Оправдание свое.

"Все открыто, все наружу…"

Все открыто, Все наружу, Но уже шепчу, скорбя: Закрывай, Василий, душу, Не выстуживай себя. Стали глубже норы лисьи, Стал пышнее ворс лисят… Листья... Листья... Листья... Листья Золотой пургой летят… Кружат… Кружат… Кружат... Кружат В слезной скуке ноября. Закрывай, Василий, душу, Не

выстуживай себя.

"Голова моя, головушка…"

Голова моя, Головушка, Недомога и разлад. Будто вызревшее полюшко Поприбил мне кудри град. Помню, Любовались озимью, Отмечали рост и стать. Значит, беден, Значит, осенью Пышной свадьбы Не играть. Думал, Жизнь переиначится, Зашумит рекой в разлив. И тоскуется И плачется На есенинский мотив.

НАДПИСЬ НА КАМНЕ

Мне тяжело. Люди со мной Становятся честными. Они разговаривают, Как на исповеди, Особенно женщины, Которых мог бы любить. Мне всех тяжелей. Я похож на бога, Но не настолько великого, Чтобы прощать.

"Думал, прошлое не забудется…"

Думал, прошлое не забудется, Думал, близкою станет мне. Задержала меня распутница На чужой, Не той стороне. К сердцу боль Присосалась пиявкою, И оно мне стучит: беги! Топь болотная, Громко чавкая, Крепко держит за сапоги. Закричал бы я, утопающий: Мне, товарищи, нелегко. Но нельзя мне позвать товарищей Все товарищи далеко. Все товарищи Неподдельные, Охраняя покой семьи, Как, бывало, князья удельные, Правят женами И детьми. И прошу я Не их, а вербочку, Задрожавшую у ноги: — Помоги мне, тонкая веточка, Помоги!..

"Плачь. Пусть слеза прольется…"

Плачь. Пусть слеза прольется, А ты себе живи. Тебе легко живется И в жизни И в любви. Страдай. Твое страданье, Увы, невелико. Рыдай. Твое рыданье, Как у детей, Легко. Но все твои печали, Как воды по весне, Подземными ручьями Изроют душу мне.

"Ты говоришь: я мщением дышу…"

Ты говоришь: Я мщением дышу. Ты говоришь: Я мертвых ворошу. Ты говоришь: Мне ничего не жалко. Неправда! Жалко. Но моя душа Неумолима, Как землечерпалка С железным скрипом Грузного ковша. Она других Не знает направлений; Она пройдет, В желаниях чиста, И по следам Твоих захоронений, Где даже не поставлено Креста. Рабочей быть Дано душе не каждой. Я благодарен Даже в час беды, Что наделен Неистребимой жаждой Докапываться До живой воды. А ты твердишь: Я мщением дышу! А ты коришь: Я мертвых ворошу

"Пусть мы друг друга разлюбили…"

Пусть Мы друг друга Разлюбили. Но жизнь мою, Любовь мою Не торопись Толкать к могиле, — Итак качаюсь На краю. Я, в счастье Веривший глубоко, Себя от счастья Отрешил. Уйду из жизни Без упрека, Довольный тем уже, Что жил. Довольный тем, Что полной мерой Мне было радости дано. А без любви мне, Как без веры, И безысходно И темно. Все унесу, Твой добрый гений, Твой легковерный И смешной. Всю горечь Многих заблуждений Ты можешь схоронить Со мной. Пусть экскаватор Полной горстью, Однажды вороша погост, Мои изломанные кости Швырнет На глинистый откос. И пусть! Пусть будет все, Что будет. Приму любую из порух, Чтоб стали радостнее Будни, Хотя бы Одному из двух.