Собрание сочинений В. К. Арсеньева в одной книге
Шрифт:
На другой день, распростившись со стариком, мы пошли вверх по реке. Погода нам благоприятствовала. Несмотря на то, что небо было покрыто кучевыми облаками, солнце светило ярко.
Верхняя половина долины Тадушу несколько разнится от нижней. Внизу, как выше было сказано, она слагается из целого ряда больших котловин, а вверху становится похожей на продольную долину. Здесь она принимает в себя с правой стороны маленькую речку Чингоузу [107] с тропой, ведущей к тазовским фанзам на реке Сибегоу, а с левой стороны будет большой приток Динзахе. Этот последний длиннее и многоводнее, чем сама Тадушу, и потому его надо бы считать главной
107
Цинь-гоу-цзы — чистая долина.
На реке Тадушу много китайцев. Я насчитал девяносто семь фанз. Они живут здесь гораздо зажиточнее, чем в других местах Уссурийского края. Каждая фанза представляет собой маленький ханшинный [108] завод. Кроме того, я заметил, что тадушенские китайцы одеты чище и опрятнее и имеют вид здоровый и упитанный. Вокруг фанз видны всюду огороды, хлебные поля и обширные плантации мака, засеваемого для сбора опия.
В верхней части долины живут тазы. Они, как всегда, ютятся в маленьких фанзочках манзовского типа. Китайцы их немилосердно эксплуатируют. Грязь в жилище, грязь в одежде и грязь на теле являются источником всяческих болезней и причиной их вымирания. Китайцы приходят в Уссурийский край одинокими и отбирают от инородцев женщин силой. От этого брака получаются дети, которых нельзя причислить ни к китайцам, ни к инородцам. Большая часть инородческого населения Южноуссурийского края, в том числе и на Тадушу, именно такие нечистокровные тазы. Очень многие из них, и в особенности женщины, курят опий. Это тоже является одной из главных причин их обеднения. Табак курят все, даже малые ребятишки. Мне неоднократно приходилось видеть детей, едва умеющих ходить, сосущих грудь матери и курящих трубку.
108
Водочный, винокуренный.
Долина реки Тадушу весьма плодородна. Больших наводнений в ней не бывает. Даже в том месте, где на коротком протяжении впадают в неё сразу три сравнительно большие реки (Динзахе, Сибегоу и Юшангоу), вода немного выходит из берегов, и то ненадолго.
Тадушу во всём Ольгинском районе является лучшим местом для колонизации.
Горы в средней части долины, выше тазовской фанзы Ся-Инза [109] , слагаются из песчаников и глинистых сланцев с многочисленными кварцевыми прослойками. Горный отрог, входящий острым клином между Сибегоу и Тадушу, состоит из мелафира, порфирита и витрофира. С южной стороны его, внизу, выступает обсидиан с призматической отдельностью.
109
Сяо-ин-цзы — малый лагерь.
После полудня погода стала заметно портиться. На небе появились тучи. Они низко бежали над землёй и задевали за вершины гор. Картина сразу переменилась: долина приняла хмурый вид. Скалы, которые были так красивы при солнечном освещении, теперь казались угрюмыми; вода в реке потемнела. Я знал, что это значит, велел ставить палатки и готовить побольше дров на ночь.
Когда все бивачные работы были закончены, стрелки стали проситься на охоту. Я посоветовал им не ходить далеко и пораньше возвращаться на бивак. Загурский пошёл по долине Динзахе, Туртыгин — вверх по Тадушу, а я с остальными людьми остался на биваке.
Должно быть, солнце скрылось за горизонтом, потому что вдруг стало темно.
Через час Туртыгин возвратился и доложил мне, что километрах в двух от нашего табора у подножия скалистой сопки он нашёл бивак какого-то охотника. Этот человек расспрашивал его, кто мы такие, куда идём, давно ли мы в дороге, и когда узнал мою фамилию, то стал спешно собирать свою котомку. Это известие меня взволновало. Кто бы это мог быть?
Стрелок говорил, что ходить не стоит, так как незнакомец сам обещал к нам прийти. Странное чувство овладело мной. Что-то неудержимо влекло меня туда, навстречу этому незнакомцу. Я взял своё ружьё, крикнул собаку и быстро пошёл по тропинке.
Сразу от огня вечерний мрак мне показался темнее, чем он был на самом деле, но через минуту глаза мои привыкли, и я стал различать тропинку. Луна только что нарождалась. Тяжёлые тучи быстро неслись по небу и поминутно закрывали её собой. Казалось, луна бежала им навстречу и точно проходила сквозь них. Все живое кругом притихло; в траве чуть слышно стрекотали кузнечики.
Обернувшись назад, я уже не видел огней на биваке. Постояв с минуту, я пошёл дальше.
Вдруг собака моя бросилась вперёд и яростно залаяла. Я поднял голову и невдалеке от себя увидел какую-то фигуру.
— Кто здесь? — окликнул я.
И в ответ на мой оклик я услышал голос, который заставил меня вздрогнуть:
— Какой люди ходи?
— Дерсу! Дерсу! — закричал я радостно и бросился к нему навстречу.
Если бы в это время был посторонний наблюдатель, то он увидел бы, как два человека схватили друг друга в объятия, словно хотели бороться.
Не понимая, в чём дело, моя Альпа яростно бросилась на Дерсу, но тотчас узнала его, и злобный лай её сменился ласковым визжанием.
— Здравствуй, капитан! — сказал гольд, оправляясь.
— Откуда ты? Как ты сюда попал? Где был? Куда идёшь? — засыпал я его своими вопросами.
Он не успевал мне отвечать. Наконец мы оба успокоились и стали говорить как следует.
— Моя недавно. Тадушу пришёл, — говорил он. — Моя слыхал, четыре капитана и двенадцать солдат в Шимыне (пост Ольги) есть. Моя думай, надо туда ходи. Сегодня один люди посмотри, тогда все понимай.
Поговорив ещё немного, мы повернули назад к нашему биваку. Я шёл радостный и весёлый. И как было не радоваться: Дерсу был особенно мне близок.
Через несколько минут мы подошли к биваку. Стрелки расступились и с любопытством стали рассматривать гольда.
Дерсу нисколько не изменился и не постарел. Одет он был по-прежнему в кожаную куртку и штаны из выделанной оленьей кожи. На голове его была повязка и в руках та же самая берданка, только сошки как будто новее.
С первого же раза стрелки поняли, что мы с Дерсу старые знакомые. Он повесил своё ружьё на дерево и тоже принялся меня рассматривать. По выражению его глаз, по улыбке, которая играла на его тубах, я видел, что и он доволен нашей встречей.
Я велел подбросить дров в костёр и согреть чай, а сам принялся его расспрашивать, где он был и что делал за эти три года. Дерсу мне рассказал, что, расставшись со мной около озера Ханка, он пробрался на реку Ното, где ловил соболей всю зиму, весной перешёл в верховья Улахе, где охотился за пантами, а летом отправился на Фудзин, к горам Сяень-Лаза. Пришедшие сюда из поста Ольги китайцы сообщили ему, что наш отряд направляется к северу по побережью моря. Тогда он пошёл на Тадушу.
Стрелки недолго сидели у огня. Они рано легли спать, а мы остались вдвоём с Дерсу и просидели всю ночь. Я живо вспомнил реку Лефу, когда он впервые пришёл к нам на бивак, и теперь опять, как и в тот раз, я смотрел на него и слушал его рассказы.