Собрание сочинений. Т. 1

Черный Саша

4.

И днем и ночью Ной и дети Свозили крепкие стволы. Ослы кричали, выли плети, Клубился душный дым смолы. День изо дня, как сон недобрый, Росла громада на холме, И ночью сквозь крутые ребра Луна сквозила в дымной тьме… Послали самых старых к Ною: «Народ велел спросить, зачем?» Ной повернулся к ним спиною И был, как мертвый, глух и нем. Звериный гнев зажег всех в стане: «Огней! Огней! Молчит? Так сжечь!» Текут, как лава… На поляне Вдали ждал Ной, прямой, как меч. С холма неслись протяжно стуки. Смолк крик. Как псы, бегут к нему. Но Ной безмолвно поднял руки — И гаснут факелы в дыму. Проклятья, тьма, хула и стоны Слились в слепой ревущий ад, И дети, псы, мужи и жены Рванулись в ужасе назад. А сверху Хам, склонясь над долом, В огне костров, как вепрь в крови, Кричал им в бешенстве веселом: «Го-го! Дави, дави,

дави…»

5.

Ли, Иафетова жена, С Ноамою, женою Сима, Следят с холма всю ночь без сна, Как тучи проплывают мимо. Обняв задумчивую Ли, Шепнула робкая Ноама: «Постой, ты слышишь? Там вдали Как будто крик и хохот Хама?» — Нет, это ветер средь камней…— «Спросила Ноя, что брать в лодку?» — Да. В первый раз за много дней Он улыбнулся. Кротко-кротко… Ноама, спишь? Ах, долго ль ждать? Как будет весело, Ноама! Вчера мне говорила мать, Что мы помчимся к солнцу прямо…— «Она сама не знает, Ли, Никто не знает, кроме Ноя». Шептались жены, а вдали Светило встало огневое. В долине, в мертвой полумгле, Как море, волновались люди: Вверху на каменном челе Свет солнца возвестил о чуде… Умолкли вскрики топоров. Что на горе? Не стены ль храма? «Ковчег готов, ковчег готов!» — Шепнула робкая Ноама.

6.

Из горных чащ, вдоль водопадов Хам гнал, как скот, со свистом в плен Мохнатых скорпионов, гадов, Шакалов, тигров, крыс, гиен… Не страшно! Ной сказал не много: Как стадо коз, всю злую тварь От паука до носорога Пусть Хам пригонит пред алтарь. И он пригнал. В дверях ковчега, Когда зверье сбивалось в вал, Под хохот падал бич с разбега И тяжело помост стонал. Сим гнал привычною рукою Домашний и убойный скот. Волнистой, длинной чередою Шли пары мирные вперед. И с песней из лесных ущелий Пригнал к ковчегу Иафет Оленей, ланей и газелей, И всех, кто красит божий свет… Как три реки, вливались звери В ковчег покорною волной. Дымилась пыль. Зияли двери. На кровле ждал безмолвный Ной. А там внизу ловили жены Домашних, злых и певчих птиц, Следя в испуге затаенном За беглым трепетом зарниц.

7.

В последний раз к полудню Ной Спустился к людям в дол зеленый. В шатрах, объятых тишиной, Укрылись вспугнутые жены. На солнце, греясь, как ужи, Лежали люди, тешась зноем. Ной шел, и дерзкие мужи Вставали в первый раз пред Ноем. Никто молчанья не прервал, И только мальчик зверолова С вершины дуба закричал: «Ной, Ной, ты к нам вернулся снова?» Ной тихо обошел весь стан И скорбно замер у колодца. Сквозь мутный старческий туман Чей образ там в воде смеется? Не он ли звонкие кремни Метал о воду с детским смехом, И не к нему ль в сырой тени Взлетали всплески влажным эхом? Как много там таких в шатрах — Невинных, словно цвет граната, Но Бог велел — Ной червь и прах… Быть может, в них зерно разврата… Он встал, взял посох и пошел. Кружились голуби над Ноем, И псы, тоской смущая дол, Следы его лизали с воем.

8.

Из дальних северных просторов Примчался ветер грозовой. В горах запели сотни хоров. Лес стал безвольною травой. Гремят каменья по стремнинам, Забились вихри в пасти скал, И рвутся в бешенстве к равнинам, Взнося стволы за перевал. Седые медленные тучи Плывут все ниже, все темней И разрывают грудь о кручи, Сливаясь с хаосом камней… Вперед! Быстрее и быстрее Водоворот свистящей мглы,— И вот, вытягивая шеи, Взлетают вихри, как орлы. Все исступленней, выше, шире Вихрят вдоль туч края их риз, И вдруг, как пьяные вампиры, Рванулись жадной сворой вниз. Трепещет дол… Ревут верблюды, Шумят полотнища шатров. Ослы и козы сбились в груды, Диск солнца мутен и багров. Где кров? Где близкие? Где дети? Шипя, встает песок горбом — Даль, словно дым тысячелетий… И хлынул дождь густым столбом.

9.

Кружась, плывут стволы дубов, Прильнув к коре, трепещут львицы,— И, не страшась их злых зубов, Прижались к ним отроковицы. Но грозный ливень льет и льет, И, слившись с ветром в темном вое, Смывает прочь людей и скот, Зверей и птиц, — все, все живое. Смывает с горных круч стада И пастухов в ущельях душит. Все шире зыбкая вода, Все уже пятна верной суши… Напрасно матери детей Над головами подымают: Проклятый ливень все лютей, И волны жалости не знают. Тогда впервые сотни рук Простерлись ввысь к стенам ковчега, И дрогнул склон, как мощный лук, Под дикой бурею набега. Скорей!

Ковчег велик, как кит. Скорее! Волны лижут пятки… И вот всползли… Ковчег закрыт. Кричат и рвутся в беспорядке. «Ной! Ной!» — Но вздрогнула корма, Бока вздымаются, как груди. Потоп покрыл чело холма. Ковчег плывет… и гибнут люди.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1.

Зыбь и мгла… Гудящий ливень все ровнее и ровней Льет с задернутого неба пять глухих ночей и дней. Солнце ль там сквозит за тучей или месяц неживой? Смерч, клубясь, встает за смерчем, словно факел дождевой. Но в ковчеге жизнь цветет. Ходят люди, дышит скот, Жаром пышущий очаг Жрет узлы сухих коряг. Ной с седой женой Фамарь, Как и там, на суше, встарь, Молча смотрят на огонь. Ветер ржет, как дикий конь. Мерно в кровлю бьет вода, И прошедшие года, Словно злой чужой рассказ, Омрачают кротость глаз. Змеи лжи не знали сна… Пусть же эти семена, Что спаслись здесь, в корабле, Мир вернут родной земле. В теплой, гулкой полутьме Столько дум встает в уме… Дремлет старая жена. Дети смолкли. Тишина… Тень качнулась по столбам — Ной очнулся: «Кто здесь?» — «Хам». Глубоко вздыхает Ной. Дождь рокочет за стеной. Все дремотнее качаясь, чуть скрипит крутой ковчег. Ропщут волны, расступаясь, и смиряют свой разбег. Изумленные дельфины мчатся стаей за кормой. Расползаются туманы. Неуклонен путь прямой…

2.

Сверху вниз с протяжным плеском льется шумная вода. Час как год — из тесной клетки не уйти им никуда. Мрачен Хам: «Эй, ливень, будет! Все подохли, что ж ты льешь?» Но в ответ лишь плеск докучный и стены тупая дрожь. Скучно Хаму. В глубине Звери воют в полусне. В середине глупый скот Раскачался и ревет. И вокруг не веселей: Сим в сосуды льет елей, Иафет грызет тростник. Жены плачут, а старик Лег на шкурах под кормой И лежит, объятый тьмой. «Сим, а Сим?» — Не слышит Сим. Хам склоняется над ним И, взметнув ногой, как спрут, Разбивает в прах сосуд. Сим вскочил. Хам молча ждет, Шею вытянув вперед. С любопытством Иафет Шею вытянул — но нет, Робкий Сим берет елей И отходит поскорей. Скучно Хаму… Сделал шаг… Стал. Глаза привлек очаг. Взял углей, раздул — и вдруг Бросил вниз сквозь темный люк. О, как буйно там взметнулись боль, и гнев, и темный страх! Хам от смеха еле-еле удержался на ногах. Наклонился, долго слушал злой безумный рев зверей… А сквозь рев шумели струи, словно ропот ста морей.

3.

Не навеки ль скрылось солнце? В стенах душно и темно. Под светильником дрожащим в глубине чернеет дно. Дождь гремит. Покорно дремлет истомившаяся тварь. Ли на шкуре кротко нижет тускло-меркнущий янтарь. Голос Симовой жены Вполз змеей из глубины: «Как раба, весь день с утра И сегодня, и вчера Я одна кормила скот… Разве нынче мой черед? Разве Ли слабей меня? Видно, легче у огня Третий день овцой лежать Да янтарь на нить низать…» — О Ноама, я больна! За тебя я столько раз Не смыкала сонных глаз…— Эгла, Хамова жена, Рассмеялась: «Ты? Больна? То-то нынче Иафет Словно волк смотрел мне вслед… Бережешь свой стан, змея? Береги… Стройна и я!» — Лжешь ты! Лжешь ты… — Плачет Ли. Шорох старых ног вдали — Перед Эглой мать — Фамарь: «Ной скорбит. Умолкни, тварь!» Кроткий плач и крики злобы заглушили шум волны, Но за тучами, там, в небе, эти крики не слышны… Только ветер рвал их в клочья и вздымал за валом вал, Только дождь в людские слезы плач холодный свой вплетал.

4.

Ночь. Как огненные птицы, реют молнии вдоль туч. Раскачалась грудь ковчега, скрип бессилен и тягуч. Дух смолы навис волною над дыханием зверей… Эгла, буйно разметавшись, чешет золото кудрей. Тьма томит, стена скрипит. «Иафет, ты спишь?» — Молчит. Тихо-тихо подползла… Вон он — дышит, как смола. Словно огненный дурман, Прикоснулся жаркий стан: «Иафет, ты слышишь, да? Как внизу ревет вода! В очаге задули свет… О, мне страшно, Иафет! Иафет, ты спишь?» — Молчит. «Иафет…» — Не спит, не спит! Обнаженное плечо И дрожит, и горячо… Люди спят. Томится мгла. Эгла ближе прилегла… Замирает Иафет, В сердце — мутный алый свет, В голове — хмельная дрожь — Не очнешься, не уйдешь… Жадный взмах призывных рук, Злой, победный, хриплый звук… …Притаившись в стороне, Кто-то плакал в тишине. Гром гремит, как гневный дьявол, заглушая рев зверей. Бурный град стучит о кровлю все быстрее и быстрей. Словно в первый день потопа, струи с неба льют и льют, И ковчег кружит и рвется, как под ветром жалкий прут.