Собрание сочинений. Т. 9.
Шрифт:
Когда вернулся Лазар, Полина пошла за ним в его комнату, в эту большую любимую комнату, где они оба росли. Она хотела сегодня же довести задуманное до конца. С Лазаром она заговорила решительно, без обиняков. Комната была полна воспоминаний: повсюду валялись засушенные водоросли, рояль загромождали макеты волнорезов, на столе лежали научные труды и ноты.
— Лазар, ты можешь поговорить со мной? — спросила Полина. — Нам нужно потолковать о серьезных вещах.
Он в изумлении застыл на месте.
— В чем дело?.. Неужели папе стало хуже?
— Нет, послушай… Нужно наконец обсудить этот
Лазар побледнел и, не дав ей закончить, сердито закричал:
— В чем дело? Что за чепуху ты городишь?.. Разве ты мне не жена? Если хочешь, завтра же сходим к аббату, чтобы покончить с этим раз и навсегда. И это ты называешь серьезными вещами!
Полина ответила совершенно спокойно:
— Это очень серьезно, раз ты рассердился… Повторяю, нужно об этом потолковать. Разумеется, мы старые друзья, но боюсь, этого мало, чтобы стать любовниками. К чему упорно отстаивать затею, которая, вероятно, не даст счастья ни тебе, ни мне?
Лазар разразился потоком бессвязных слов: она хочет поссориться с ним, что ли? Но ведь он не может все время висеть у нее на шее. Свадьба непрерывно откладывается, но ведь ей известно, что отнюдь не по его вине. Это несправедливо, неверно, будто он не любит ее. Он так любил ее, и именно здесь, в этой комнате, что не смел даже пальцем прикоснуться, боясь, что увлечется и поступит дурно. При этом напоминании о прошлом кровь прилила к щекам Полины, правда, она помнила эту короткую вспышку страсти, это горячее дыхание. Но как далеки эти минуты сладостного трепета и какие холодные братские чувства он питает к ней теперь! И с печалью в голосе Полина ответила:
— Мой бедный друг, если бы ты действительно любил меня, то вместо того, чтобы оправдываться, ты уже давно схватил бы меня в объятия и рыдал, и нашел бы другие слова, чтобы убедить меня.
Он еще сильнее побледнел и рухнул на стул, протестующе взмахнув рукой.
— Нет, — продолжала она, — это ясно, ты уже не любишь меня. Что же поделаешь? Вероятно, мы не созданы друг для друга. Когда мы жили взаперти вместе, ты вынужден был довольствоваться мною. А потом это прошло, это не могло долго длиться, — мне нечем удержать тебя.
Последняя вспышка ярости охватила Лазара. Он стал ерзать на стуле, бормоча:
— В конце концов чего ты хочешь этим добиться? Что все это означает, скажи на милость? Я спокойно возвращаюсь домой, поднимаюсь к себе, чтобы надеть комнатные туфли, а ты внезапно нападаешь на меня, затеваешь нелепый разговор, будто я не люблю тебя, мы не созданы друг для друга, от нашей свадьбы нужно отказаться… Скажи наконец, что все это означает?
Полина приблизилась к нему и медленно произнесла:
— Это означает, что ты любишь другую, и я советую тебе жениться на ней.
На миг Лазар онемел. Потом заговорил насмешливым тоном. Ах, вот как! Опять сцены, опять ревность, теперь все пойдет вверх дном! Она не может вынести, если ему весело, ей хотелось бы, чтобы вокруг была пустыня. Полина слушала его, безгранично страдая; потом положила ему на плечи дрожащие руки, и все,
— О друг мой, как ты мог подумать, что я хочу мучить тебя… Неужели ты не понимаешь, что я желаю только твоего счастья, что я согласна на все, только бы доставить тебе удовольствие хотя бы на один час! Не правда ли, ты любишь Луизу? Ну что ж! Я и говорю, женись на ней… Пойми, я уже ни на что не рассчитываю, я отдаю тебя ей.
Лазар смотрел на нее в полном смятении. В этой нервной и неуравновешенной натуре мгновенно сменялись самые противоположные чувства. Веки его дрогнули, и он разрыдался.
— Замолчи, я подлец! Да, я презираю себя за все, что происходит в этом доме уже много лет… Я твой должник, не отрицай этого! Мы отняли у тебя деньги, я растратил их, как дурак, и вот теперь я скатился так низко, что ты подаешь мне милостыню, возвращаешь слово из сострадания, как трусу и негодяю.
— Лазар, Лазар! — в ужасе шептала она.
Он рывком поднялся и стал ходить по комнате, колотя себя в грудь кулаками.
— Оставь меня! Я бы сейчас покончил с собой, если бы судил себя по справедливости… Не правда ли, мне следовало бы любить только тебя? Не ужасно ли желать ту, другую, лишь потому, что она не предназначена для меня, потому что она не такая добрая, не такая здоровая… Разве поймешь почему? Когда мужчина доходит до этого, значит в душе у него грязь… Видишь, я ничего не скрываю, даже не пытаюсь оправдаться… Нет, я не приму твоей жертвы, скорее я сам выгоню Луизу, а потом уеду в Америку, и больше никогда не увижу ни тебя, ни ее.
Долго Полина пыталась успокоить и образумить Лазара. Не может ли он хоть раз принять жизнь такой, как она есть, без преувеличений? Неужели он не понимает, что она говорит разумно, что она давно все обдумала. Этот брак отличный выход для всех. Если она говорит так спокойно, значит, теперь уже совсем не страдает, а действительно хочет этого. Но, увлеченная желанием убедить Лазара, Полина имела неосторожность намекнуть на богатство Луизы, дала ему понять, что на другой день после свадьбы Тибодье найдет для своего зятя службу.
— Вот оно что! — воскликнул Лазар, снова охваченный яростью. — Теперь продай меня! Скажи прямо, что я должен отказаться от тебя, потому что разорил тебя, и должен совершить еще одну подлость — жениться на другой, на богатой… Ну нет! все это слишком грязно. Никогда, слышишь? Никогда!
Полина, дойдя до полного изнеможения, перестала его умолять. Лазар снова опустился на стул, ноги у него подкашивались. Она стала медленно ходить взад и вперед по большой комнате, задерживаясь перед каждой вещью; и от старой знакомой мебели, от стола, который стерся в местах, где она облокачивалась, от шкафа, куда были убраны ее детские игрушки, от всех воспоминаний, рассеянных здесь, в сердце ее начала зарождаться надежда. Полина не хотела прислушиваться к ней, но это было так сладостно, что постепенно она отдалась мечтам. Может, Лазар в самом деле так любит ее, что откажется от другой! Но, увы, девушка знала, что будет завтра, какое безволие скрывается под первым порывом добрых чувств. Нет, надеяться она боялась, — это малодушие с ее стороны. Она боялась, что поддастся на удочку своей слабости.